Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Исходя из этого и считаясь со слабостью людей (каждому хочется быть выше), по моему мнению, начальник Генерального штаба должен быть подчинен военному министру. В противном случае налаженность, продуктивность и талантливость работы будут зависеть не от двух лиц – военного министра и начальника Генерального штаба, а от трех: военного министра, начальника Генерального штаба и начальника Главного штаба, в руках коего, при всяком разграничении, все же останутся вопросы, при разрешении коих он может помогать или мешать начальнику Генерального штаба.

В случае же разногласий между военным министром или ему подчиненными начальниками главных управлений – инженерного (технического), воздухоплавательного, артиллерийского, интендантского – корректив может вносить только одна верховная власть. А следовательно, успех дела в значительной степени будет зависеть от качеств лица, олицетворяющего эту верховную власть. По нашему, русскому, опыту ясно, что масса трений и задержек в работе происходила вследствие того, что Государь Николай II, по своей застенчивости и слабости характера, не всегда являлся регулирующей верховной властью. Был создан особый орган – Совещание по государственной обороне под председательством Великого князя Николая Николаевича. Просуществовал этот орган почти три года и никакой существенной пользы не принес: если военный министр или начальник Генерального штаба оставались недовольны решениями этого совещания, они неоднократно особыми Всеподданнейшими докладами испрашивали у Царя отмены или изменения принятого решения или, оставаясь при особом мнении, тормозили проведение в жизнь этого решения.

Все это учитывая, приняв должность начальника Мобилизационного отдела, я представил генералу Мышлаевскому доклад о необходимости усилить значение начальника Генерального штаба, передав в его ведение Мобилизационный и Организационный отделы. На словах, кроме того, я докладывал Мышлаевскому, что после проведения в жизнь этой реформы начальник Генерального штаба получится столь мощным, что подчинение его военному министру (начальник Главного штаба при сохранении в его ведении Мобилизационного и Организационного отделов мог вставлять палки в колеса и действовать через военного министра) не будет портить дела.

Мышлаевский, вполне со мной согласившись, сказал, что я ломлюсь в открытую дверь, что он уже решил сам все это провести, и дал мне на ознакомление свой доклад по этому вопросу военному министру. К сожалению, ни он, ни я не учли еще одной слагаемой: возможность ревности военного министра и страха его перед чересчур сильным начальником Генерального штаба. А это случилось, и Мышлаевский был убран.

В своих «Воспоминаниях» я коснулся очень характерного факта: по мобилизационному расписанию, до 1910 года готовность части местных парков затягивалась до года. И это при условии, что норма артиллерийских снарядов на орудие была принята всего в 1000 выстрелов! Подобный факт мог произойти только потому, что оперативная часть (генерал-квартирмейстерская) была в подчинении у начальника Генерального штаба, а Мобилизационный отдел в подчинении начальника Главного штаба. Оба штаба недосмотрели, а Главное артиллерийское управление, по-видимому, совсем не обращало внимания на мобилизационный план и на необходимость срочно снарядить снаряды, хранившиеся в местных парках.

Параллельно с работой по усовершенствованию мобилизационной готовности армии и проведению новых законопроектов шла большая работа по реорганизации армии.

Мне, по моей должности, пришлось вплотную соприкасаться с работой законодательных учреждений: Государственной думы и Государственного совета.

Знакомясь по делам и различным журналам со старой работой Главного штаба, эпохи Милютина и Ванновского и начальника Главного штаба Обручева, невольно обращалось внимание, что тогда, по сравнению с деятельностью Главного штаба эпохи Куропаткина и периода японской войны и первых лет после нее, работа велась гораздо серьезней и основательней. Работы же последнего периода были и по замыслу и по разработке много хуже. Получалось впечатление, что сверху не было достаточного контроля, а исполнительные органы как-то халатно относились к работе, а самые исполнители как-то измельчали.

Вот в этом-то отношении Государственная дума 3-го и 4-го созывов сыграла большую роль. Почувствовался известный посторонний контроль, стало зазорным выслушивать обидные замечания от членов Думы или Государственного совета, и наши военные главные управления сильно подтянулись, и законопроекты стали представляться в более разработанной и более обдуманной форме.

Были, конечно, трения с Государственной думой на почве лично неприязненных отношений Думы к военному министру Сухомлинову и обратно, но все же, как мною было отмечено в «Воспоминаниях», Государственная дума (кроме ее левого крыла) всецело шла навстречу военному ведомству в вопросах усовершенствования готовности армии.