Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Прибыв в Новороссийск, я узнал о последовавшем приказе об увольнении в отставку меня, генералов Врангеля и Шатилова¹⁴³, а также командующего Черноморским флотом и его начальника штаба. Телеграмма о нашем увольнении в отставку была «срочная» и разослана штабом главнокомандующего по всем инстанциям.

Всем было понятно, что перечисленные в телеграмме лица увольняются в отставку якобы за то, что интригуют против генерала Шиллинга и вмешиваются не в свое дело, возбуждая вопрос о назначении генерала Врангеля.

Оставшись не у дел и получив право на эвакуацию, я решил с семьей не ехать на иждивение союзников, а устроиться где-либо поближе к России. Выбрали г. Самсун на Черноморском побережье Малой Азии, где, по слухам, жизнь была очень дешева. С небольшой компанией, подходящей для устройства маленькой сельскохозяйственной колонии, я и моя семья 21 февраля/6 марта отправились сначала в Батум. Оттуда, воспользовавшись случаем бесплатного проезда на моторной шхуне, груженной керосином, отправились в Самсун.

Устроились на шхуне на палубе, соорудив из парусов подобие палаток. До Самсуна дошли благополучно, но тамошний британский комендант, под предлогом, что турецкие власти категорически не разрешают русским селиться в Малой Азии, не только не позволил нам высадиться, но даже не разрешил съехать на берег на короткий срок. Мои спутники, смеясь, говорили, что англичане боялись, чтобы я не поступил на службу к Кемаль-Паше в качестве начальника штаба.

Пришлось направиться в Константинополь. После целого ряда злоключений и чуть не погибнув в море во время шторма, в ночь на 26 марта/9 апреля мы пришли в Константинополь. На другой день после прихода нашей шхуны в Босфор на нее прибыл флаг-офицер главнокомандующего британской эскадрой в Средиземном море адмирала Де Робека (бывшего в то же время Верховным Великобританским комиссаром в Константинополе) и, от имени адмирала, пригласил меня отправиться с ним к адмиралу на флагманский корабль.

Адмирал де-Робек встретил меня крайне любезно и сказал, что меня уже несколько дней разыскивают по всему Черному морю. От него я узнал, что после эвакуации Новороссийска (14/27 марта) войска Добровольческого корпуса и часть казачьих войск сосредоточены в Крыму; что генерал Деникин отказался от звания главнокомандующего и уезжает в Англию; что главнокомандующим Вооруженными силами Юга России, приказом генерала Деникина, назначен генерал барон Врангель; что генерал Врангель предлагает мне быть его представителем в Константинополе. От него же я узнал об убийстве в Константинополе, в здании русского посольства, бывшего начальника штаба генерала Романовского.

С броненосца меня доставили в русское посольство. Здесь я встретился с новым помощником главнокомандующего генерала Врангеля генералом Шатиловым, который от имени генерала Врангеля предложил мне быть представителем главнокомандующего при союзном командовании в Константинополе. Я согласился.

Если всякая крупная государственная или общественная работа и при нормальных условиях вызывает критику, то естественно, что в условиях гражданской войны деятельность командования Добровольческой армии и Особого совещания (правительства) вызывала постоянную, как доброжелательную, так и недоброжелательную критику.

В работе как командования Добровольческой армии, так и Особого совещания, конечно, было много крупных ошибок. Но, как мне представляется, если в настоящее время для беспристрастного критика и возможно правильно разобрать и указать ошибки политические, правильно оценить еще невозможно.

Ни один добросовестный политический деятель, к какой бы он партии ни принадлежал, не может еще сказать, какой политический лозунг, какая линия поведения были нужны и нашли бы отклик в массе русского народа, чтобы он за ними пошел.

Необходимо иметь в виду, что на юге России до конца 1918 года рабочие и крестьяне еще не испытали на себе полностью всех прелестей большевистского режима. В казачьих областях иногороднее, не казачье население, во время владычества большевиков в конце 1917 и в 1918 годах было, в массе, на их стороне и при богатстве края также не испытало серьезных лишений.

При этих условиях лозунги «Земля и воля», «Диктатура пролетариата» и самоуправление через «Советы рабочих и крестьянских депутатов» для массы знаменовали еще истинное народоправство, избавление от помещиков и правительственной администрации, право на казенные монастырские и помещичьи земли, право устраивать жизнь по собственному желанию, а главное – безнаказанно грабить и распоряжаться награбленным, как своей собственностью.

Всякое возвращение к государственному порядку для значительной массы населения знаменовало собой стеснение прав и страх ответственности за те грабежи и насилия, в которых был повинен громадный процент населения. Только испытав на себе ужасы советской власти, крестьяне и рабочие стали сознавать необходимость возвращения государственного порядка.