Очерки колымскаго края

Само собою разумѣется, что походская рыба никоимъ образомъ не можетъ пополнить всѣ прорѣхи мѣстнаго бюджета, и, стараясь заткнуть своимъ кускомъ дыры своего нищаго хозяйства, житель слишкомъ часто оставляетъ, увы, собственный желудокъ пустымъ. Походчикъ знакомъ съ голодомъ практически и даже теоретически; онъ хорошо знаетъ различные способы оживленія людей, спасаемыхъ отъ голоднаго истощенія, можетъ дать правильную оцѣнку многихъ суррогатовъ пищи ему доступныхъ и т. п. Вообще въ лѣтописяхъ Нижней Колымы голодъ составляетъ нормальное явленіе, повторяющееся періодически съ правильными промежутками. «У насъ это годами! говорятъ низовики. — Трите года бываютъ промышленны, а потомъ съ краю три непромышленны!» Въ промышленные годы низовики, по ихъ собственному заявленію, живутъ сыто, кай-быть, не надо лучше. Это «лучше не надо», впрочемъ, не исключаетъ ни одного изъ постоянныхъ бѣдствій тяготѣющихъ надъ головой низовика. Бродитъ онъ весною по поясъ въ ледяной водѣ, отпиваясь горячимъ настоемъ брусничнаго листа за неимѣніемъ кирпичнаго чаю, куритъ кысыръ[33] вмѣсто табаку, носитъ на плечахъ рубаху, пока лохмотья ея не сползутъ съ плечъ, зимой долбитъ пешнею[34] четырехъ-аршинную толщу льда, чтобы заметать подъ нею свою полуизодранную сѣть. Отъ всего этого низовикъ не избавленъ ни въ сытые, ни въ голодные періоды. Но въ настоящіе промышленные годы рыбы, добытой за короткое лѣтнее время, достаетъ отъ воды до воды. Низовикъ не только каждый день имѣетъ довольный кусокъ къ обѣду, къ ужнѣ и къ паужнѣ, не только кормитъ на травъ[35] своихъ собакъ, но нерѣдко къ началу новаго промысла у него остается лишній кормъ. Въ промышленные годы тому или иному удачливому промышленнику неоднократно приходилось выгребать лопатою старую рыбу изъ амбара или погреба и разбрасывать ее по сѣндухѣ[36], чтобы очистить мѣсто новымъ запасамъ.

За то въ голодные непромышленные годы картина рѣзко мѣняется. Низовикъ, главную цѣль помысловъ котораго составляетъ ѣдушка, уязвленъ въ самое чувствительное мѣсто. Уже въ половинѣ зимы съ различныхъ жительствъ, уединенно разбросанныхъ по глухимъ протокамъ, устьямъ високъ и другимъ рѣчнымъ угламъ, начинаютъ доходить тревожныя вѣсти. У того-то нехватка, у другого скудное питаніе, третій скоро доѣстъ послѣднее перо[37] и останется съ собаками совсѣмъ безъ всякихъ способовъ и т. д. Съ половины февраля является настоящій голодъ. Многія семьи начинаютъ жить изъ покупки, не смотря на всю недостаточность своихъ платежныхъ средствъ[38].

А между тѣмъ цѣна на рыбу у скупщиковъ все растетъ и растетъ. Сельдятка, скупленная осенью по 5–6 рублей за тысячу, поднимается до десяти, потомъ до пятнадцати рублей, въ иные годы до двадцати и до двадцати пяти рублей. Люди, имѣющіе нерпичьи сѣти, уѣзжаютъ на море въ надеждѣ добыть пару «нерпей» и прокормить своихъ собакъ нѣсколько лишнихъ дней. Другіе уѣзжаютъ на тундру или на камень къ чукчамъ за 200–250 верстъ, чтобы купить, или, лучше сказать, вымолить, у кочевника «сухонькаго вешняго оленчика» въ обмѣнъ за привезенную желѣзную тарелку или чайникъ. Впрочемъ, все это помогаетъ мало. Семьѣ въ 5 человѣкъ, имѣющей 8–10 собакъ, вешній олень-лончакъ[39] съ трудомъ хватаетъ на два дня (собакамъ отдаютъ потрохъ и кости). Тюленье мясо люди ѣдятъ съ отвращеніемъ, жира не могутъ ѣсть даже многія собаки. Въ половинѣ апрѣля голодъ вступаетъ, такъ сказать, въ полное владѣніе Нижней Колымой, и жители прекращаютъ непосильную борьбу съ его властью. Въ послѣдніе полтора мѣсяца до вскрытія рѣки, люди ѣдятъ по общему правилу разъ въ день, собакъ кормятъ черезъ день. Самыя бѣдныя семьи тоже ѣдятъ не каждый день. Низовикъ туже подтягиваетъ поясъ и ходитъ голодомъ день за днемъ, постепенно теряя весь подкожный жиръ и превращаясь въ какой-то ходячій скелетъ. Весь край словно замираетъ, съ тупымъ терпѣніемъ ожидая оживной поры.