Читаем Очерки о югославских информбюровцах полностью

Летом 1951 г. на Голом острове началась эпидемия дизентерии. Для борьбы с ней из Белграда был прислан врач Ёван Биелич, который по возвращении доложил министру внутренних дел А. Ранковичу о сложившихся в лагере порядках116. В августе или сентябре 1951 г. А. Ранкович лично посетил Голый остров. Вопреки некоторым утверждениям117, его приезд повлек за собой лишь небольшие косметические изменения118. Существенное смягчение тюремного и лагерного режима произошло только в 1953 г. В марте после смерти Сталина началась нисходящая фаза противостояния СССР и Югославии, а летом на Голом острове побывал известный сербский писатель Добрица Чосич. Об увиденных им порядках он доложил высшему партийному руководству, включая А. Ранковича. Лишь после этого физические и моральные издевательства над информбюровцами в лагерях и тюрьмах были ограничены, поменялась и администрация119.

В связи с окончанием советско-югославского конфликта активные репрессии против информбюровцев прекратились. Большинство заключенных в декабре 1956 г. было амнистировано и выпущено на свободу120, лагерь на Голом острове был перепрофилирован для содержания обычных уголовников. Впоследствии информбюровцы в Югославии пережили еще две волны арестов – в 1958 г. и в 1974 г., но их масштабы несопоставимы с преследованиями в период советско-югославского конфликта.


«ОХОТА НА ВЕДЬМ»: ВЫСШЕЕ ПАРТИЙНОЕ РУКОВОДСТВО И МЕТОДЫ ВЫЯВЛЕНИЯ ВРАГА

В данном разделе будут рассмотрены проблемы, связанные с ролью правящей партии Югославии в кампании преследования информбюровцев. Как нагнеталась «охота на ведьм», от кого исходил импульс и как он передавался – все эти вопросы пока плохо освещены. В силу этого данный очерк не закроет их, а скорее будет введением к их осмыслению.

Кампанию преследования информбюровцев вне всякого сомнения организовало Политбюро ЦК Коммунистической партии Югославии, но подробности того, как это делалось, все еще недостаточно выяснены. Отчасти это связано с нежеланием Политбюро светиться. Так мы знаем, что на уровне ЦК КПЮ Политбюро проводило разграничение между теми, кто открыто высказался за резолюцию Коминформбюро и теми, кто не мог однозначно определиться. Первых арестовывали, как С. Жуёвича, а со вторыми Политбюро вело длительную воспитательную работу. Это касается таких людей, как Б. Нешкович, Б. Ёванович, В. Влахович, Б. Зихерл. Политбюро позволяло им невероятно долгие колебания. Так, Бориса Зихерла переубеждали несколько недель121. Велько Влаховичу понадобился год, чтобы преодолеть сомнения. Блаже Ёванович, по мнению тогдашнего члена Политбюро М. Джиласа, твердо стал на позицию партии не ранее 1951 года. А Благое Нешковича терпели свыше четырех лет, пока в ЦК КПЮ не возобладало мнение, что он все больше склоняется к информбюровству122. Но даже и в том случае, когда Политбюро считало, что человек безнадежен, оно предпочитало представить его устранение как ответ на инициативу снизу. Особенно показателен здесь случай Благое Нешковича, заместителя председателя правительства ФНРЮ. Когда принималось решение исключить его из партии и отправить в отставку, Политбюро разослало на места документы, в которых пыталось представить свое решение как реакцию на сигнал снизу – от ЦК Коммунистической партии Сербии123. Хотя из воспоминаний Джиласа мы знаем, что инициатива всецело принадлежала в этом случае Политбюро ЦК КПЮ124.

В начале конфликта к должностным лицам, стоящим на более низких ступенях иерархии, тоже применялись аналогичные меры. Так, летом 1948 г. в Сербии целая группа членов ЦК Коммунистической партии Сербии приехала в срез Кладово, где вся местная парторганизация поддержала резолюцию Коминформбюро. Комиссия получила директиву никого не арестовывать, а переубедить. Совсем без арестов не обошлось, но в отношении части местных руководителей этот план сработал. После покаяния их переместили на другие должности, где они продолжили свою партийную карьеру125. Совсем иные критерии стали применяться к нижестоящим лицам в должностной и партийной иерархии уже с осени 1948 г. С тех пор даже простое подозрение служило достаточным основанием для репрессий, а партия не медлила с их проведением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука