Очерки о югославских информбюровцах

С июня 1950 г. поползли слухи, что Жигич информбюровец, о чем написали доносы 6 человек из высшего партийного руководства, которые не входили в состав хорватского Политбюро. Летом телефон Жигича стали прослушивать, его начали игнорировать партийные комитеты и УДБа в местах, которые он посещал, а Бакарич в июле пришел к выводу, что Жигич точно информбюровец. По этому поводу в ЦК КПЮ была создана специальная комиссия, которая расследовала дело137. Впрочем, никаких доказательств, что Жигич информбюровец, ни тогда, ни позднее найдено не было. И тем не менее требуемый диагноз был поставлен. Сделано это было на заседании Политбюро ЦК КПХ, которое происходило три дня 26, 27 и 29 августа с участием членов Политбюро ЦК КПЮ А. Ранковича и Э. Карделя. И сделал это лично Александр Ранкович. Как он заметил, Жигич берет руководителей партии и своей критикой каждому из них по отдельности подрывает авторитет в народе: «Это тактика Коминформбюро. Какая-то подоплека здесь есть. Не случайно, что это происходит сейчас. В этих трудных условиях осуществляется нападение на единство руководства, а с этим и на единство партии. …Так делают все фракционеры…»138 Силлогизм Ранковича предполагает, что информбюровцы это фракционеры. Но именно так предложил сводить с ними счеты член Политбюро ЦК КПЮ и первый секретарь ЦК КПХ Владимир Бакарич еще летом 1948 г.139 По-видимому, это был общий метод союзного партийного руководства.

Ранкович, Кардель и член Политбюро ЦК КПХ Звонко Бркич усмотрели еще одно преступление Жигича в намерении уйти в отставку. Этим он якобы тоже хотел подорвать единство руководства. Ранкович вообще определил это намерение уйти как единственный и беспрецедентный случай в партийной практике борьбы с Коминформбюро140.

Среди участников заседания Жигича поддержал только Душан Бркич. Его тут же поставили под контроль УДБы и начали бойкотировать. 1 сентября он подал заявление об отставке с должности заместителя председателя правительства. Отставку, конечно же, не приняли: член сталинистской партии не согласный с линией большинства имел перед собой лишь одну альтернативу: или все-таки согласиться или пасть жертвой. И 3 сентября в присутствии Ранковича стали разбирать его информбюровскую деятельность. Между Ранковичем и Д. Бркичем произошел следующий диалог, ярко иллюстрирующий политическую культуру сталинизма:

«Товарищ Ранкович: разве в партии можно подавать в отставку?

Душко Бркич: Нет»141.

Это и послужило отправной точкой для последующих рассуждений. Но на этот раз диагноз «информбюровец» по методу Ранковича поставил Звонко Бркич: «Они [Жигич и Д.Бркич] хотят играть в какой-то оппозиционный блок, который отстаивает интересы народа. Это форма деятельности Информбюро. Информбюро направило острие на использование личного недовольства и мещанства. И Душко Бркич держится линии Коминформа и сейчас этой линии держится. Подача такой отставки это по меньшей мере дезертирство, это линия Информбюро, это предательство партии»142. Выступавшие вслед за ним члены хорватского Политбюро повторяли и развивали один и тот же тезис: Д. Бркич отставкой хочет нанести вред партии, следовательно, он информбюровец. Немного дополнил их общую логику Миле Почуча. Он заметил о Жигиче и Д. Бркиче: «Видно, что они по линии сербства хотят создать фракционность, а эта фракционность находится на линии Информбюро»143. В итоге Д. Бркич разделил судьбу Жигича. Оба они, а также Опачич и Эгич, были отправлены на Голый остров без суда.

Показательно, что Иван Краячич знал реальную картину. Мато Райкович, бывший начальник загребского отделения ОЗНы, заявил Дедиеру: «Стево Краячич объяснил мне, в одном из многочисленных разговоров, что ни Жигич, ни Бркич, также как и Чаница Опачич, не были сторонниками СССР». Но ЦК КПЮ верил или делал вид, что верит в их вину. По сведениям В.Дедиера на одном из заседаний ЦК А.Ранкович сделал доклад, где назвал арестованных нелегальной группой, а Тито посетовал: «Вот, мы Жигичу и Бркичу доверяли, и видите, что у нас приключилось»144. В действительности, речь должна идти о заседании Политбюро ЦК КПЮ 13 сентября 1950 г., где выступали по этому вопросу Ранкович и Тито, хотя в протоколе заседания соответствующие оценки не отражены145. Дело Жигича и Бркича оставляет недоуменный вопрос: что это было – самообман или лицемерие Политбюро ЦК КПЮ, или же интриги хорватских руководителей, убравших чужими руками часть своих коллег? Вопрос этот пока не имеет однозначного ответа. Впрочем, некоторые хорватские историки склоняются именно к последней версии, приписывая инициативу расправы непосредственно Бакаричу146.