Очерки о югославских информбюровцах

Из-за подобной системы люди на местах, восстающие против несправедливости, часто не могли апеллировать к местным органам власти, и у них оставался один выход – отправлять жалобы наверх, минуя непосредственное начальство. В протоколах Политбюро ЦК КПХ мы обнаруживаем в этой связи интересную закономерность. Партийное руководство крайне плохо воспринимало критические сигналы, поступившие в обход партийной и должностной иерархии. В таких случаях более серьезное наказание нес критик, а не обвиняемое им лицо213. Поэтому у недовольных оставался только один безопасный путь – анонимные жалобы. К информации поступившей наверх от анонимов или случайным путем Политбюро ЦК КПХ относилось терпимо, видимо потому, что нарушение субординации не поддавалось в этих случаях диагностике.

Но даже если информация с мест о злоупотреблениях доходила до руководства партии, это не означало, что она будет адекватно воспринята. В партийных верхах Хорватии наблюдалось то, что можно назвать синдромом токующего тетерева. Ярче всего он проявился в одном из высказываний В. Бакарича. 25 мая 1950 г. Политбюро озабоченно рассматривало политическую обстановку после Цазинского восстания, которое произошло на западе Боснии и охватило прилегающие которы Хорватии. Участники восстания выступали против коллективизации. Бакарич заявил: «…Ситуация не ясна некоторой части наших активистов. Они часто приходят с мест смущенные различными явлениями и приходят с различными чуждыми взглядами, которые им навязывают места»214. То есть если на местах что-то идет не так, и активисты на местах это увидели, то наверху будут считать, что все нормально, а активисты просто подверглись чуждым влияниям. Применительно к информбюровцам это означает: если на местах понимают, что установки ЦК абсурдны, то ЦК их не исправит, а будет косо смотреть на самих активистов. Что эта трактовка верна, подтверждает высказывание председателя президиума Сабора Хорватии Карло Мразовича на заседании Политбюро 2 февраля 1951 г. Он отметил, что «массы одобряют некоторые дела, не зная, что это формы активности Информбюро»215. То есть не будучи знакомы с представлениями партийной верхушки об этой активности, они, в отличие от Политбюро, не способны адекватно понять ситуацию.

Но даже в таких неблагоприятных условиях мы знаем несколько случаев сопротивления репрессивному механизму на местном уровне. В протоколе заседания Политбюро ЦК КПСл от 2 февраля 1951 г. Борис Крайгер отметил: «В некоторых с[резных] к[омитетах] есть недоразумения между членами бюро, особенно между организационными секретарями и уполномоченными УДБы, что очень утяжеляет борьбу против реакции и Информбюро. Против информбюровцев невозможно бороться иначе, чем с помощью агентуры, и ясно, что офицеры УДБы должны искать данные также среди партийцев»216. Таким образом, в некоторых срезах Словении секретари срезкомов противодействовали деятельности всемогущих спецслужб, защищая своих подчиненных.

Чрезвычайно интересен отчет о положении в Загребском университете, представленный 14 июня 1949 г. на заседание Политбюро ЦК КПХ. Его автором очевидно был секретарь университетского парткома Марко Шарич. В разгар охоты на ведьм, когда из университета исключили 297 человек, он осмелился подвергнуть этот курс критике прямо перед его инициаторами. Разумеется, Шарич очень осторожно подбирал выражения: «В некоторых партийных организациях, особенно там, где было относительно много информбюровцев, стала ощущаться в отдельных случаях тенденция превышения меры в отношении отдельных людей. Так ошибки индивидов иногда неоправданно трактуются по линии резолюции Информбюро, что негативно влияет на внутреннее положение в организации и создает нездоровый психоз»217. Мы не знаем, удалось ли Шаричу смягчить репрессии в университете, но в любом случае его попытка заслуживает уважения.

В июне 1950 г. два прокурора (В. Жижич и Лакич) и два судьи (Крджич и Лакович) отказались участвовать в упоминавшемся судебном процессе над Дапчевичем и Петричевичем. Все они были отправлены на Голый остров218.

Еще один пример, правда, индивидуального сопротивления мы находим в протоколе допроса Станко (Чаницы) Опачича в начале сентября 1950 г. Его ответы комиссии, заподозрившей, что он вместе с Жигичем и Д. Бркичем стал информбюровцем, раскрывают нам позицию человека, который отказался играть по установленным правилам театра абсурда и отвергает сложившиеся в партии ритуалы, хотя и понимает, чем ему это грозит219.

СМЯГЧАЮЩИЕ ИМПУЛЬСЫ

Не следует думать, что репрессии из центра нагнетались непрерывно и равномерно. В истории Югославии импульсы к «охоте на ведьм» перемежались с призывами к отрезвлению и внесению законности применительно к тем или иным группам населения, подвергавшимся репрессиям.