…Мы обычно чтим тех, кто обгоняет время, торопливо награждая их эпитетами «великий» или «гениальный», между тем, всякое высокое искусство — это поиск и сохранение ушедшего времени. В слове ли, в камне, красках или звуках, — художник, повинуясь Откровению, фиксирует, казалось, навсегда утраченные мгновения и затем оставляет их нам, смертным, не способным не только оглядываться на прошлое, но даже и останавливаться. Влекомые шумным и мутным потоком, кем-то названным «жизнью человечества», мы бездумно барахтаемся в нем, глядя только вперед, в ту сторону, куда нас несет, и жадно прислушиваемся лишь к тем, кто самонадеянно берется предсказать, предусмотреть, предвидеть, предположить… то время как будущее принадлежит не нам, но одному только Богу! Нам же отдано лишь прошлое, с печальными курганами трагедий и драм, могилами родных и близких, воспоминаниями о днях молодости и теми утраченными мгновениями, которые остановлены великими мастерами искусства, сохранены ими и оставлены нам в утешение…
…И вот что еще следует сказать о дебюте Джона Фэхея: игра двадцатилетнего гитариста удивительно перекликается с тем, как играла шестидесятипятилетняя Элизабет Коттен. Они жили почти рядом, и Джон, пристально следивший за всем, что касается настоящей музыки черных, конечно, не мог пропустить пластинку «Folksong & Instrumentals». Он изучил песни Коттен, разобрался с тонкостями ее настроек, и когда через несколько лет они встретятся, Фэхей признается, что ему уже нечему научиться у Коттен, так как он давно выучил всю ее наизусть! Но в 1959 году влияние Либбы на Фэхея было огромным и несомненным.
В первые годы шестидесятых, количество выступлений и концертов Джона Фэхея, в том числе записанных на пленку, не поддается счету. Если верить исследователям, многие записи были утеряны или украдены, иные размагнитились, но некоторые сохранились. Фэхей, будь у него йота тщеславия, мог издать за эти годы, как минимум, пять-шесть полноценных альбомов и это бы были первоклассные работы, за которыми сейчас бы охотились любители музыки.
Следует помнить, что исполнительская деятельность Фэхея была неразрывно связана с исследовательской. Музыка, которую он сочинял, была продолжением того, что он разыскал и открыл для себя, а новые открытия, в свою очередь, провоцировались творческим азартом. Он, собравший немало редких пластинок, прекрасно знал, что где-то в глубине Америки и ее южных штатов, хранятся бесценные сокровища — блюзы, и еще живы их первоисточники, до которых никому нет дела. Летом 1963 года Фэхей поступил аспирантом на кафедру Фольклора и Мифологии при Калифорнийском Университете в Беркли, и теперь мог всерьез изучать историю блюзов Дельты, профессионально заниматься своими любимыми блюзменами — Миссисипи Джоном Хёртом, Чарли Пэттоном, Скипом Джеймсом и Буккой Уайтом.
Как свидетельствуют источники, первым делом Фэхей решил разыскать Букку Уайта, причем (случай беспрецедентный!) адрес блюзмена он «нашел» в его песне «Aberdeen Mississippi Blues», где есть строчка
Тем не менее, письмо дошло до адресата. Букка Уайт в это время проживал в Мемфисе, перебиваясь случайными заработками, и родственники переправили ему письмо. Судя по всему, послание белой университетской молодежи, которая увлечена блюзами Дельты да еще сама издает пластинки, расчувствовало блюзмена и он тотчас отозвался, к великой радости Фэхея.
Спустя пару часов(!) после того как Джон получил письмо от Букки, он и его приятель по Такома Парку, также изучающий блюзы в Беркли, — Эд Денсон (ED Denson), выехали в штат Теннесси, и остается только догадываться, как учащалось биение их сердец по мере приближения к Мемфису. Наконец, они добрались до цели, разыскали музыканта и в тот же день сделали первую запись.