Затеянное посадскими людьми большое дело не могло остаться без огласки. По самой сути своей оно требовало широкого оглашения, потому что нуждалось в общем сочувствии и поддержке. Оно было объявлено и другим чинам нижегородского населения. В какой форме это произошло и как именно устроилось соединение с тяглыми людьми нижегородской администрации, духовенства и дворян, точно неизвестно. Но есть об этом одно предание, которое хотя и дошло до нас в поздней и малоискусной редакции, дает, однако, ценные исторические намеки. По этому преданию, в Нижнем-Новгороде после получения одной из троицких грамот (это могла быть грамота, датированная 6 октября) "нижегородские власти на воеводском дворе совет учиниша"; на совете же том были "Феодосии архимандрит Печерского монастыря, Савва Спасский протопоп, с брати- ею, да иные попы, да Биркин да Юдин, и дворяне и дети боярские, и головы и старосты, от них же и Кузьма Минин". Совет решил собрать нижегородцев на другой день в Спасо-Преображенский собор в Кремле, прочесть там троицкую грамоту и звать народ на помощь "Московскому государству". Так и сделали. Назавтра собрали горожан колокольным звоном в соборную церковь. Савва читал троицкую грамоту "пред святыми вратами" и говорил народу речь. После него говорил сам Минин. Так, по рассказу рукописи Ельнина, началось в Нижнем дело "очищения" Москвы. Показания этого источника заслуживают внимания в особенности потому, что автор рукописи правильно указал на таких нижегородских деятелей 1611-1612 года, которых другие писатели несправедливо оставляли в тени. Прежде всего таков протопоп Савва Ефимьев, бывший главою соборного духовенства в Нижнем уже в 1606 году. В августе этого года он с причтом Спасского собора получил от царя Василия Шуйского жалованную грамоту, в которой определялись жалованье, владения и права соборного духовенства. Между прочим, нижегородским игуменам и "попом всего города" вменялось в обязанность "Спасского протопопа Саввы слуша- ти, на собор по воскресеньям к молебнам и по праздникам к церквам приходити; ...а не учнут они Спасскаго протопопа слушати... и Спасскому протопопу с братьею... имати на тех ослушникех впервые по гривне". За упорное же непослушание и "небрежение" протопоп имел право даже "сажати в тюрьму на неделю" попов и дьяконов, требуя для этого приставов у воевод и дьяков нижегородских. Таким образом, Савве принадлежало первенство в духовенстве всего Нижнего и рядом с ним мог стать лишь архимандрит первого нижегородского, именно Печерского, монастыря. Рукопись Ельнина это знает и помещает архимандрита Печерского Феодосия и Савву на первом месте среди советников, призванных на воеводский двор. Что за Саввою действительно признавались большие заслуги в деле нижегородского ополчения, доказывается тем, что после московского очищенья Савва "с детьми" получил в собственность в нижегородском кремле у самого собора "государево дворовое место", рядом с таким же государевым дворовым местом, пожалованным Минину. В писцовой книге Нижнего 20-х годов XVII столетия на этих местах описаны уже дворы Нефеда Кузьмина сына Минина и протопопа Саввы Ефимьева. Насколько правильно Ельнинская рукопись называет на первых местах Феодосия и Савву, настолько верно указывает она далее на Биркина и Юдина. Они не принадлежали к составу нижегородской воеводской избы, т.е. тех властей, которые "на воеводском дворе совет учиниша", но они приняли участие в ополчении и были ближайшими помощниками Пожарского в самом начале его деятельности в Нижнем-Новгороде. Стряпчий Иван Иванович Биркин происходил из рязанского рода Биркиных и был в начале 1611 года прислан в Нижний Пр. Ляпуновым "о всяком договоре и о добром совете". Василий же Юдин был, кажется, из нижегородцев, но если он и входил в состав администрации Нижнего, то во всяком случае не был воеводским дьяком; эту должность тогда нес дьяк Василий Семенов. Таким образом, все указания Ельнинской рукописи на лиц, участвовавших в первом общем нижегородском совете, могут быть признаны основательными, а потому и самое известие рукописи может быть принято, как заслуживающее доверия. Основываясь на нем, можно высказать не совсем произвольную догадку, что мысль об ополчении, возникшая сначала в среде тяглой нижегородской общины, была объявлена всему городскому совету в воеводской избе, а на другой день торжественно оповещена всему городу, причем народу сообщена была и троицкая грамота, подходившая своим патриотическим содержанием к настроению нижегородцев. Но чтение этой грамоты в соборе вовсе не показывало, чтобы именно она "возбудила" до той минуты спавших обитателей Нижнего. Сама рукопись Ельнина опровергает такое толкование. По ее рассказу, видение св. Сергия Минину было раньше, чем Минин узнал на воеводском дворе о троицкой грамоте. Прося прочесть грамоту в соборе, Минин прибавил слова: "а что Бог даст"; в них сквозила уверенность, что Бог даст доброе начало предполагаемому ополчению. Такая уверенность могла быть основана лишь на знакомстве с тем подъемом духа, какой был вызван самим же Мининым в тяглых людях Нижнего Новгорода227.