Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Это обстоятельство заметно отразилось и на знаменитых троицких грамотах 1611-1612 гг. Они были обращены ко всей земщине и звали ее на борьбу с ляхами и изменниками, сидевшими в Москве. Во всех сохра­нившихся от 1611 года подобных грамотах троицкие власти зовут города на помощь таборам и на соединение с подмосковными воинскими людь­ми. Сперва, еще при жизни Ляпунова, власти пишут: "ратными людьми и казною помогите, чтоб ныне собранное множество народу христианского войска здеся на Москве скудости ради не разошлося". Когда же Ляпунова не стало и служилые люди разбрелись, а Хоткевич теснил казаков, мона­стырские грамоты просят: "ратными людьми помогите, чтоб ныне под Москвою скудости ради утеснением боярам и воеводам и всяким воин­ским людям порухи не учинилось никоторыя". В монастыре как будто не делают различия между Ляпуновым и Заруцким и в грамотах молчат о той розни, которая сгубила ополчение. В течение всего 1611 года Диони­сий и его "писцы борзые" еще верят в возможность общего действия и прочного единения казачества и земских слоев и рознь их представляют временною и случайной: "Хотя будет и есть близко в ваших пределех ко­торые недоволы, - пишут они в города, - Бога для отложите то на время, чтоб о едином всем вам с ними (т.е. подмосковными воинскими людьми) положити подвиг свой... Аще совокупным и единогласным молением при­бегнем ко всещедрому в Троице славимому Богу... и обще обещаемся по­двиг сотворити..., милостив владыка... избавит нас нашедшия лютыя смер­ти и вечного порабощения латынского". Не нужно сомневаться в искрен­ности этих строк и думать, что троицкие монахи или "очень мало знали" о положении дел или же склонны были "мирволить" казачеству. Разумеет­ся, они видели разладицу и казачье "воровство" под Москвою, но они оце­нивали его иначе, чем патриарх. Для них подмосковные "бояре" были об­щеземским правительством и, пока оно не было заменено другим, более законным, они считали обязанностью ему повиноваться и поддерживать его. О смутах же, в среде этого правительства, пока они казались преходя­щими, монахи должны были молчать уже из простого приличия и из бояз­ни оглашением их повредить делу народного единения. Настроение мона­стырской братии, однако, изменилось в 1612 году, когда она увидела, что в Ярославле образовалась новая власть, а под Москвою окончательно взяли верх "воровские заводцы". Тогда, уже не мирволя этим "заводцам", Дионисий с братьею приглашал князя Пожарского и других воевод "со­браться во едино место" отдельно от казаков или итти в самый Троицкий монастырь и действовать оттуда для освобождения Москвы, не сливаясь в одну рать с воровскими заводцами225.

Итак, грамоты патриарха и грамоты троицких властей говорили мос­ковским людям не одно и то же. Патриарх призывал московских людей сплотиться для борьбы не только с польскою властью, но и с казачьим беззаконием, а троицкая братия звала города соединиться с казачеством и поддержать его в его борьбе с поляками и литвою. Примирить и совмес­тить советы Гермогена и Дионисия было невозможно: они предполагали совершенно различные комбинации политических сил и исходили из вза­имно противоположногапонимания_казачества. Для Гермогена казачест­во было противогосударственной силой, с которой нужно было бороться как с врагом; это был старый московский взгляд, воспитанный наблюде­ниями над десятилетней Смутой. Дионисию же и его братии казачество до начала 1612 года представлялось силою, ставшею за весь народ "для из­бавления нашея истинныя христианския православныя веры"; это был новый взгляд, созданный в ополчении Ляпунова, когда в казаках стали видеть желанных союзников и прямых борцов за национальное дело. Ка­кой из этих взглядов был усвоен так называемым нижегородским ополче­нием, решить нетрудно. Смерть Ляпунова и возобновление самозванщи- ны, в подмосковных таборах показали земщине, как опасна идеализация казаческой среды, - и все замосковные, понизовые и поморские города и волости, поднимаясь в исходе 1611 года на подвиг очищения Москвы, ус­воили себе то отношение к казачеству, какое находим у Гермогена. Это необходимо помнить при обсуждении вопроса как о возникновении народ­ного движения в Нижнем-Новгороде, так и о руководящих его началах.

VI 

Восьмой момент Смуты - образование второго земского правительства и его торжество. Начало нижегородского движения; Минин и протопоп Савва Ефимъев. Образова­ние денежной казны. Устройство рати в Нижнем и избра­ние воеводы. Происхождение и личность князя Д.М. По­жарского. Две воеводских коллегии в Нижнем и распрост­ранение их действий на все Понизовье. Начало войны с ка­заками 

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное