Очерки по социологии культуры

Однако качественно иных ориентиров и критериев суждения в данной сфере, как и в культуре вообще, кроме обломков прежнего идеологического канона и реликтов интеллигентского кодекса, сегодняшние деятели литературной сцены пока не заявили и, кажется, не собираются этим заниматься. Причина этого, можно сказать, одна. Другую литературу создают для — в перспективе или от имени — другого читателя. Нынешние же литературные круги вообще нимало не озабочены читателями, если не иметь в виду все тех же архаических обвинений публики в очередном падении вкусов, извращенности пристрастий и проч., порою еще вяло раздающихся с их стороны. Если вернуться к нашему примеру с библиотеками, то складывается впечатление, что образованному сообществу, включая лиц, аттестующих себя как его лидеры, элита, властители дум и т. п., стало не важно, есть на свете Ленинская библиотека, Библиотека иностранной литературы, ИНИОН или их нет (иначе говоря, существуют ли в их жизни или жизни других людей книги, которые есть в Ленинке, РГБИЛе, ИНИОНе и только в них, либо же таких книг нет и не нужно[538]).

Вместо этого в литературном мире преобладает внутреннее сплочение и перекрестное опыление, почему ведущими средствами организации литературной жизни и стали клубные, салонные, кружковые ритуалы непосредственного представления и самопредставления литераторов. Иначе говоря, при ослаблении, размывании смысловых основ для консолидации (ценностей, идей литературы, их символов) собственно организация литературной жизни не ослабела, а, напротив, даже усилилась. Литература сегодня — это все больше организация литературы, при том что это организация, как ее называют социологи, неформальная — типа связей, знакомств, неписаной принадлежности к кругу. Хоть какую-то более широкую значимость подобные кружки и салоны приобретают лишь благодаря аудиовизуальным массмедиа — радио, а особенно телевидению. Но, что еще важнее, в ритуалах собственной интеграции они и сами все активней стремятся — с разным успехом — использовать массмедиальные техники агрессивной самоаттестации, пиара, всевозможных рейтингов и топ-листов, брендингов и промоушен, презентаций и премий, объединяющих локальные тусовки, демонстрируя закрытые, гемайншафтные отношения «своих» с помощью современных и постсовременных виртуальных технологий. Это и понятно. Образ общества сегодня в России создает и воспроизводит телевизор, как «звездами» публичной сцены выступают прежде всего деятели ТВ-производства плюс персонажи политики, бизнеса и эстрады, демонстрируемые в качестве своеобразных шоуменов ими же и вместе с ними. Заметим, что значение всех этих неписаных форм для понимания писаной и печатающейся литературы за последние годы становится все большим, а их знание, ориентировка в них для участников литературных коммуникаций — все более необходимыми. Конечно, по-другому в кружковых отношениях «своих» и не бывает. Но тогда уж вряд ли стоит удивляться, раздражаться или сокрушаться, что все эти нити и нюансы неведомы и непонятны более широким, собственно читательским кругам, а чем дальше, тем больше и неинтересны им.

А что касается толстого журнала, то он все больше выступает теперь рутинизирующим элементом литературной системы. Впервые в российской истории он не репрезентирует институт критики, литературное сообщество или большое общество, его программу культуры и проч., а представляет лишь литературно-консервативный сегмент прежней социокультурной конструкции. Именно поэтому на замере конца 1990-х гг., тем более в ситуации уже XXI в., использовавшаяся нами в исследовании методика дает сбой, демонстрируя тем самым свои исторические рамки и ограниченную объясняющую силу. И это — в научном плане — несомненный позитивный результат проведенного исследования.

2004

Литература и другие коммуникационные системы

Воображение — коммуникация — современность

Посвящается Жану Старобинскому

Я хотел бы c самого начала поставить категорию воображения в связь с представлением о современной эпохе («модерности») и буду рассматривать воображение как свернутую конструкцию — одну из ряда аналогичных конструкций — мысленного, проективного взаимодействия с Другим, формулу общения, коммуникативную структуру, характерную именно для обозначенной эпохи. Это относится к плану содержания того, что я собираюсь сказать. Но у моего сообщения есть и иной, теоретико-методологический план: я хочу посмотреть и, если удастся, показать слушателям, как социология может работать со сложными культурными формами, — задача, отмечу, крайне редко выдвигаемая современной социальной наукой в России. Речь дальше, соответственно, пойдет о социологии знаниевых и культурных конструкций, смысловых образований, а вместе с тем — о социологической антропологии, представлениях о человеке, который оперирует образами (своего рода Homo imaginans) и обращается, упорядочивая и объясняя их, к категории воображения.