Очерки поэтики и риторики архитектуры

Описывая проект, Лоос ни разу не упомянул о форме пьедестала Колонны. Между тем в этом пьедестале провокативная суть проекта проявляется с не меньшей очевидностью, чем в самой колонне. Дело в том, что годом раньше Лоос спроектировал мавзолей Макса Дворжака. Это был слегка вытянутый вверх куб высотой около пяти метров, сложенный из девяти рядов глыб шведского черного гранита и завершенный тремя сужающимися ступенями. Нынче макет такого здания было бы легко сложить из лего. Предполагалось, что интерьер распишет Кокошка687. Превратив этот неосуществленный проект в одиннадцатиэтажное здание (основание колонны соответствует двенадцатому ряду каменной кладки мавзолея), Лоос подставил его под чикагскую колонну. Полное безразличие предвзятой формы к функции! Знали бы сотрудники Chicago Tribune, что австрийский модернист предложил им работать в многократно увеличенном склепе!

Самым важным для Лооса испытуемым был, разумеется, владелец газеты. Хватит ли у стопроцентного американца здравого смысла, чтобы не прельститься проектом, столь решительно поддерживающим классическую архитектурную традицию, столь льстящим американской страсти импортировать европейские ценности, придавая им гигантский размах, – и в то же время столь ошарашивающе нелепым? Полковник Маккормик оказался на высоте. Проект Лооса не только не получил хотя бы третью премию – он даже не был отмечен поощрением среди 263 проектов, поданных на конкурс. Лоос мог быть доволен, ибо в лице Роберта Маккормика и номинально возглавлявшего жюри архитектора Альфреда Гренгера на провокацию не поддалась вся республиканская Америка. Здравый смысл не удалось преодолеть ни соблазнительным намеком на газетные «колонки» колумнистов, редакторов и верстальщиков, ни коварным заигрыванием Лооса с личным пристрастием полковника – коллекционированием обломков знаменитых произведений архитектуры. Такой результат был для Лооса драгоценнее любой премии.

Вторая фигура, чье суждение было для Лооса чрезвычайно важным, – Салливан. Патриарх американского небоскребостроения тоже не разочаровал его. Салливан очень живо отозвался на конкурс Chicago Tribune. Он глубоко сожалел, что первая премия досталась не Сааринену, чей проект он (на мой взгляд, совершенно справедливо) счел наилучшим, а нью-йоркцам Худу и Хауэлсу688 (их проект и был осуществлен в 1925 году). Но ни в публичных высказываниях, ни в переписке Салливана тех лет нет ни слова о проекте Лооса. Как если бы вовсе не было такого проекта! Значит, он понял, что Лоос дружественно подмигнул ему689: ведь форма этого проекта соответствовала функции теста на выявление американского здравомыслия. Вместо очередной филиппики против ненавистных дорических колонн, Лоосу достаточно было только заговорщицкого молчания Салливана – и он его услышал.

Но помимо тех американцев, которые с совершенно разных позиций отвергли Колонну Chicago Tribune и тем самым укрепили веру Лооса в их здравомыслие, была в его сознании и некая будущая Америка, к которой он с наигранной патетикой обратился в конце своей в целом лаконичной и дельной пояснительной записки: «Эта гигантская греческая дорическая колонна будет построена. Если не в Чикаго, то в другом городе. Если не для Chicago Tribune, то для кого-то еще. Если не мной, то другим архитектором»690. Для Маккормика это звучало серьезно, даже угрожающе; для Салливана – иронически, так что подлинный смысл оказывался прямо противоположным: «Надеюсь, американцы никогда не допустят сооружения такого чудовища». По проекту Худа и Хауэлса построили параллелепипед со скошенными углами, обильно украшенный внизу и наверху элементами готической архитектуры. Ничего нового в этом не было: весь в готической каменной резьбе «собор торговли» Вулворт-билдинг – высочайшее здание мира с 1913 до 1930 год – вонзался в нью-йоркское небо башенками, похожими на заточенные карандаши.

Можно не сомневаться, что если бы Лоос выиграл конкурс Chicago Tribune, его Колонну возвели бы на незыблемой бетонной плите, и у нее был бы несокрушимый стальной каркас, в котором вверх-вниз скользили бы надежные лифты, быстро доставляющие сотрудников и посетителей Chicago Tribune на любой этаж. Полковнику Маккормику она не понравилась не потому, что он усомнился в ущербности проекта с этих точек зрения, а из‐за несоответствия Колонны некоему, может быть, для него и не очень ясному, но несомненно существующему идеальному архитектурному образу деловой Америки. Своей подражательностью, отсылающей память к Древнему миру, Колонна ввела бы нежелательную для него самого, для его персонала, клиентуры и конкурентов двусмысленность в понимание того, что значит быть современным американцем. Адольф Лоос убедил их всех, что настоящий небоскреб ничего не должен изображать. Его форма в целом должна быть абстрактной.