Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как в эстетическом переживании скульптуры, при взгляде на фасад музея в Бильбао первостепенную роль играет форма, а не степень ее воображаемой прочности. Поскольку каркас не виден, я не могу объяснить пластику фасада зависимостью от конструкции, обеспечивающей прочность здания. Сочетание титановых и стеклянных поверхностей кажется непреднамеренным. Этим, как и неопределенностью образных ассоциаций, музей в Бильбао сродни явлениям природы. Природа способна порождать у нас поэтические фантазии о том, что могло быть причиной происхождения той или иной формы. Пятидесятипятиметровой высоты нагромождение каменных, титановых и стеклянных поверхностей на берегу реки Нервьон предстает в поэтическом воображении как след недавнего природного катаклизма, грандиозного события. Событие, то есть некий временной процесс, Гери представил метафорически в виде остановленного, приобретшего пластическую форму выброса энергии и вещества. Не музей со спокойной жизнью его экспонатов и индивидуальными впечатлениями посетителей вообразил бы я, глядя на это здание, а место многолюдных событий ради такого искусства, которое событийно по самой своей природе. Думая, что он проектирует оболочку музея, американский архитектор создал оболочку для музыки. Не музей вижу я за этим титановым фасадом, а дом музыки, филармонию, концертный зал.

Тем не менее успех затеи превзошел самые смелые ожидания. Со всех концов света потянулись в Бильбао искатели архитектурных чудес. Как веком ранее, в пору промышленного подъема, город сбросил провинциальное оцепенение, на сей раз превратившись из недоверчивой к цивилизованному миру сепаратистской столицы басков в заметный центр мирового туристического бизнеса. Денег, оставленных паломниками к баскскому чуду в отелях, ресторанах, магазинах и на транспорте, уже в первые три года эксплуатации музея хватило, чтобы с лихвой окупить стоимость здания761. В город стекаются инвестиции. Вступил в действие международный аэропорт. Спроектированный Гери титановый фасад настолько нравится и архитектурным критикам, и широкой публике, что к унылому безобразию задворок музея относятся просто как к неизбежной плате за удовольствие. Можно ли найти более яркий пример силы фасадной архитектуры?

Хэл Фостер писал спустя пять лет после открытия здания Гери: «Чтобы поднять действительно большую волну в пруду сегодняшнего общества зрелищ, нужно запустить в него булыжник размером с музей Гуггенхайма в Бильбао. (…) С его помощью город уже попал на все туристические карты мира». По его мнению, Гери скомбинировал «произвольную монументальность» модернистской архитектуры с «ложным популизмом» постмодерна. Построенный им музей «глушит» экспонируемую в нем скульптуру [сравните с цитированным мнением Аввакумова о скульптуре Серра в зале музея. – А. С.], «поглощает» любое произведение искусства и любого зрителя. Журнальные фотографии – вот, по сути дела, главная «площадка», для которой создано это здание. Хэл Фостер противник этой компьютеризованной версии «„потемкинской“ архитектуры, фокусничающей поверхностями». «Несоответствие поверхности и структуры», во-первых, оказывается у Гери «вымученной попыткой быть образцом Возвышенного в архитектуре» (порой автору кажется, что Гери и его последователи следуют «„культурной логике позднего капитализма“ с ее тягой к бреду»). «Во-вторых, это несоответствие может подстрекать к дальнейшему разрыву между зданием и участком, на котором оно стоит». Критик приводит в пример проект Гери для нового здания музея Гуггенхайма в Нью-Йорке, «распухнувшего вдвое» против своего прототипа в Бильбао. «Отчего этот пузырь, изгиб и спираль уместны именно тут, и почему эти, а не другие? Формальная артикуляция предполагает сопротивление материала, структуры или контекста, без какового архитектура становится произвольной и капризной. Ирония тут в том, что сторонники и фанатики Гери постоянно смешивают свободу с произвольностью и капризность с экспрессией». «Его видение свободы и экспрессии является деспотическим, поскольку он действует в соответствии с «„культурной логикой развитого капитализма“, что в терминах ее языка означает присутствие необходимого риска и зрелищного эффекта». Здание в Бильбао производит впечатление «зрительской ненасытности и туристического обморока». Превращаясь в капитал, создаваемые Гери зрелища содействуют «оживлению» городов, то есть их вырождению «в безопасное место для шопинга, зрелищ и прогулок». «„Эффект Бильбао“ породил неисчислимое число жаждущих построить нечто подобное по всему свету. Увы, это так, и несмотря на то, что это не может пройти незамеченным для террористов, в скором будущем следует ожидать, что нечто подобное появится и в вашем родном городе», – предупреждает Хэл Фостер762.