Очерки поэтики и риторики архитектуры

Очень пологими широкими ступенями, поднимающимися так, будто мы, совершенно не испытывая усталости, идем по просторному пологому склону холма, выходим на Плазу. Бесплатно сюда поднимаются просто для того, чтобы окинуть взглядом город и окрестности. Плаза – городская площадь на высоте тридцати семи метров, сопоставимая размером с Ратушной площадью Гамбурга. Но она напоминает огромную пещеру с очень сложными, будто нерукотворного происхождения сводами (Херцог и де Мёрон называют их «днищем» верхней части здания827), кое-где подпираемыми наклонными столбами, круглое сечение которых подсказывает, что кто-то очень гуманный приходил сюда, чтобы обезопасить посетителей от обрушения сводов. Своды выходят высокими арками на длинные стороны здания: узкой – на север, широкой – на юго-запад. Из-под арок можно выйти на террасу, окаймляющую здание по периметру, – это и есть прорезь между кирпичным постаментом и стеклянным телом, которую видно снаружи. Однако выйти можно только через проходы в избигающихся прихотливо, как древний Меандр, стеклянных мембранах, защищающих публику от сквозняка и холода. Эти стеклянные занавесы то совершенно не видны, то искажают и прерывают видимое по ту сторону, то зеркально отблескивают, вызывая ассоциации с гладкими потоками воды, со сталактитами, с ледяными сосульками, подтверждая складывающееся с первых шагов на Плазу впечатление, что мы волшебством вознеслись с северонемецкой равнины в горную страну.

Плаза, трактуемая Херцогом и де Мёроном, как «гигантский шарнир между старой и новой частями здания»828, – распределительная зона, отделяющая любителей панорам от меломанов, а также от постояльцев 244 номеров пятизвездочного Westin Hamburg Hotel, расположенного над Плазой на восточной стороне здания, и от счастливых обитателей сорока пяти квартир площадью от ста до трехсот квадратных метров, что на западной стороне. Обыкновенные посетители Плазы, насытившись видами, оседают в ресторанах и барах. Меломаны же восходят по просторным пологим лестницам в Большой зал (2100 мест) или Малый (для сольных выступлений, камерной музыки и джаза, 550 мест), а в антрактах – в простирающиеся на разных уровнях фойе.

Описывая Эльбфилармони, Херцог и де Мёрон подчеркивают, что стремились создать контраст между «публичной открытостью Плазы и замкнутым миром филармонического зала»829. Значит, в их понимании те, кто приходят на Плазу, чтобы посмотреть на город, и те, кто по ней направляются на концерты, не просто разные люди – это две страты. И нет сомнения, кто здесь выше, ибо архитектура производит стратификацию иного рода, чем бесплатное и платное присутствие; она в буквальном смысле слова возвышает меломанов над теми, кто щелкает фотоаппаратами: ведь большинство остается на уровне площадного горизонта.

В одном из фойе я сказал Лене: «Рихард был бы доволен». – «Валгалла», – подхватила она, мгновенно поняв, какого Рихарда я вспомнил.

В Большом зале, сообщают Херцог и де Мёрон, они хотели достичь контакта с музыкантами настолько же живого, какой возникает между болельщиками и их любимцами на стадионе830. Это отнюдь не противоречит осуществляемой ими селекции публики, о которой я только что упомянул, потому что замкнутость филармонического зала, в отличие от кольца стадионных трибун, – это намеренное сжатие размеров. Архитекторам ничто не мешало увеличить вместительность зала хоть вдвое, но они остановились на 2100 местах, должно быть, не только из расчетной рентабельности зала, но и стремясь подчеркнуть, что любовь к классической музыке – дар избранных. Помня о замечательном решении Шаруна в Берлинской филармонии, они окружили сцену зрительскими местами и расположили ярусы по принципу «виноградных террас», а об акустике попросили позаботиться несравненного Ясухису Тоёта – и тот создал шедевр, не уступаюший театру в Эпидавре. Греческий театр, по признанию архитекторов, был для них одним из источников вдохновения, но не эпидаврский, а дельфийский, – думаю, по той причине, что последний находится у подножия кряжа, острый зазубренный силуэт которого вырисовывается на фоне неба. Вот и они спрятали Большой зал под горными вершинами. Занимая сердцевину здания и оставляя по сторонам только узкие проходы между звукоизолирующими пазухами и внешними стенами, он фермами перекрытия подходит под самую крышу.