Очерки поэтики и риторики архитектуры

Вот уже около полувека здание, построенное Утцоном в Сиднее, остается самым адекватным образцом поэтики оперного театра. Как музей Гуггенхайма в Бильбао, оно привлекает публику прежде всего своей архитектурой: две трети посетителей из примерно четырех с половиной миллионов в год идут сюда не на спектакли823, а за архитектурными впечатлениями, тем более что его реальная, физическая акустика оставляет желать лучшего. Но в отличие от музея Гери, сила притяжения этого здания заключена не просто в захватывающей дух необычности архитектурных форм. Можно ничего не знать об их музыкальных ассоциациях, но мифопоэтическая аура Сиднейской оперы никого не может оставить просто любопытствующим туристом – потребителем диковин. Глядя на это здание, каждый из нас в той или иной степени испытывает воодушевляющее переживание, которое можно выразить словами Осипа Мандельштама: «И вот разорваны трех измерений узы / И открываются всемирные моря»824.

Эльбфилармóни

По архитектуре районов, примыкающих к историческому ядру Гамбурга с юго-востока, можно сказать, чем хотел быть этот город, вступив в Новейшее время.

В Мессберге, где тон задает Чилихаус, корпуса, занимающие каждый по целому кварталу, прячут свои железобетонные каркасы под узорчатыми и складчатыми клинкерными покровами, не пренебрегая позолотой и мелкими изображениями каменных идолов. Господствует вкус к экзотической заокеанской архаике, как если бы архитекторы межвоенной поры стремились наглядно проиллюстрировать теорию Земпера (кстати, уроженца Гамбурга, прожившего там первые двадцать лет) о происхождении стен зданий. Это архитектура колониального романтизма. Пока еще только нарождается транспортная авиация, Гамбург остается крупнейшим немецким портом, главными воротами страны в мир. Именно через гамбургскую гавань компенсирует Германия проигрыш в Великой войне, внедряясь на плантации и в горные копи Латинской Америки. Оттуда селитра, табак, кофе, какао идут в Европу через гавань на берегах Эльбы, и в Конторском квартале Гамбурга сосредоточены штаб-квартиры преуспевающих судовладельческих и торговых компаний.

По другую сторону Таможенного канала простирается на запад длиннейшими плавно изгибающимися корпусами город складов Шпайхерштадт. Шести-семиэтажные корпуса начали строить здесь в последней четверти XIX века, когда гамбургской гавани было дано право беспошлинного вывоза и ввоза товаров, благодаря чему к кануну Великой войны она станет крупнейшей по грузообороту в континентальной Европе и третьей в мире после Нью-Йорка и Лондона. Поэтика архитектуры Шпайхерштадта национально-романтическая. Непрерывно тянутся отражающиеся в воде краснокирпичные фасады с острыми щипцами, башнями и шпилями, эркерами и шлемовидными главками над выступами лебедок. В конце XIX века Гамбург, достигший миллиона жителей, еще не осознает свой всемирный потенциал, еще рядится под ганзейский город. Но архитектура Шпайхерштадта, кормящего город-государство на Эльбе, претендует на то, чтобы внушать купцам и морякам мысль о самом немецком из немецких городов, сумевшем не растерять достоинство вольного города. Шпайхерштадт был самым суетливым, шумным местом Гамбурга. Начиная с 80‐х годов, с переходом на контейнерную систему перевозки грузов, причалы стали необратимо перемещаться на противоположный берег Эльбы, и обезлюдевший Шпайхерштадт с его обмелевшими каналами и застывшим молчанием превратился в грандиозный памятник немецкой купеческой гордости.

Южнее Шпайхерштадта лежит на острове, изрезанном длинными узкими бухтами, Хафенсити – Портовый город. До Второй мировой войны склады были и здесь. С 2000 года на этой территории развернуто строительство целого города. Осуществляя крупнейший в Европе девелоперский проект, Гамбург уверяет, что в новом тысячелетии он хочет быть далеким от глобальных амбиций, сдержанно-разнообразным, удобным и комфортным, ничуть не патетичным. Поэтика архитектуры Хафенсити – недлинные и не выше пяти-шести этажей кубические объемы, образованные прямыми горизонталями, вертикалями и углами, с гладкими белыми, кирпичными, коричневыми стенами, украшенные по-разному размещенными прямоугольниками окон или мондриановскими вариациями сплошного остекления. Изредка бросится в глаза какая-нибудь постмодернистская неправильность. В этой постной среде нет ничего гамбургского, своевольного, морского. Даже чаек я здесь не видел. От Портового города Хафенсити взял только имя, звучащее романтически для тех, кто знает по старым фотографиям и по рисункам Эмиля Нольде, что сто лет тому назад здешние причалы были сплошь заняты парусниками и пароходами. Такие улицы, такие дома легко вообразить в любом новом районе любого западного города.