Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Больно ему. Того хуже — страшно: придёт хозяин — шкуру спустит.

Изогнулся волк, что силы, капкан грызёт.

Ничего не получается: сталь.

Капкан и говорит волку:

— Напрасно стараетесь. Вот только зуб себе сломали. А я прекрасно к вам отношусь. Готов к услугам.

Зарычал волк в бессильной злобе.

— Ну за что вы на меня так гневаетесь, — продолжает капкан. — За то, что я поймал вас за лапу? Но ведь я только слуга хозяина. И таково моё предназначение: хватать и не пускать. Соответственно и моё устройство. Желаете, — я объясню вам механизм. «Всё понять — всё простить», — говорит мудрость.

— Полно шутить, — сказал волк капкану. — Отпусти лапу-ту!

— Как раз этого-то я и не могу сделать, — возразил капкан. — Наши желания должны быть разумными. Я объясню вам заодно и ваши обязанности в настоящем положении. Поскольку вам всё равно некуда спешить до прихода хозяина.

И начал:

— На воле ходить с оглядочкой надо. Вот вы не поостереглись, задели ножкой мою тарелочку, спрятанную под снегом, — и попали мне в зубы. Оступились, — теперь уже так или иначе придётся вам покориться неизбежному и дождаться здесь хозяина. А хозяин-то уж лучше нас понимает, что в наших интересах. Он возьмет ножичек и…

Тут капкан понёс такое, что волк, уже готовый примириться со своей горькой участью, с отчаяния перегрыз зубами собственную лапу — и ушёл в лес на трёх.

Впоследствии волк говорил, что ещё дёшево отделался.

Письмо с пером жар-птицы

Дорогой памяти Евгения Шварца

— Птицы никогда не лгут.

«Снежная королева»

Друг мой, ты прав, глубоко прав: птицы никогда не лгут. И это — сказка с хорошим концом.

Напрасно думают, что жар-птица — птица радости — живёт только в сказке.

Она живёт в наших садах.

Мальчишкой я поймал её сам, своими руками.

Голос её как флейта. Многие слышат у себя за окном её пронзительный и радостный зов. Но редко кто даёт себе труд выйти из дому и найти её.

Это — солнечная птица, и поёт она только в солнечные дни в молодой, свежей, яркой листве. Кому ненароком и блеснут её золотые перья, тот подумает, что это солнечный луч играет в зелени. Перья жар-птицы как луч горят, — и она ни минуты не сидит на месте.

Когда мне в первый раз удалось разглядеть её в саду на берёзе, я так был восхищён, что тут же дал клятву себе во что бы то ни стало поймать её. Я хотел наслаждаться её красотой и пением у себя дома каждый день — и летом и зимой.

Но как поймать неуловимую жар-птицу?

— Надо найти её гнездо, — придумал я. — Она прилетит к своему гнезду — и попадётся.

Я был тогда несведущ в орнитологии — науке о птицах. О гнезде этой птицы знал только из сказки.

Я говорю про сказку с самым печальным концом: про сказку о человеке, потерявшем свою тень.

Я говорю о сказке, которую поведал миру Адельберт Шамиссо: «Удивительная история Петера Шлемиля».

Помнишь, как бедняга заметил на залитом солнцем песке человеческую тень, похожую на его собственную пропавшую тень?

Шлемиль кинулся на неё, схватил, но «натолкнулся на неожиданное и твёрдое физическое сопротивление».

«Невидимые кулаки, — жалуется Петер Шлемиль, — нанесли мне под рёбра самые неслыханные удары, когда-либо испытанные человеком».

Оказалось, то была тень невидимого человека. А невидимым этот человек был оттого, что нёс в руках «невидимое птичье гнездо, делающее невидимым того, кто его несёт, но не его тень».

Я знал, что птица, гнезду которой народная молва приписывает неполные свойства шапки-невидимки, как раз и есть моя жар-птица. Тебе-то, сказочнику, не покажется неправдоподобным, что сказка помогла мне найти в жизни то, что я так желал найти.