Не исключено, что поиск и определение «жертвы» были вменены в обязанность Суслову как главному идеологу. Что происходило дальше между ним и Брежневым по данному вопросу, нам пока не известно, но в итоге, через несколько месяцев после смерти Суслова, летом 1982 года Брежнев согласился на масштабное повышение цен, о чем мы поговорим дальше. Многие пункты его «экономического завещания» 1980 года были несколько переформулированы в «экономическом плане» Черненко (1984), о котором речь пойдет ниже. Однако в полной мере они были реализованы уже в перестройку по инициативе члена всех этих комиссий Михаила Горбачева и «нечлена» Николая Рыжкова. Не будучи прямо вовлечен в деятельнось упомянутых комиссий, он явно должен был готовить для них документацию, будучи первым зампредом Госплана по макроэкономике.
СУММИРУЯ СКАЗАННОЕ В 4-Й ЧАСТИ: ПРОБЛЕМЫ РУБЕЖА 1970–1980-Х ГОДОВ
В 1970–1980-е годы значительная часть советской политической и экономической элиты пришла к осознанию факта серьезного и увеличивающегося отставания от условного «Запада». Несмотря на то что в 1970-е годы около 30 % национального дохода страны шли в капитальные инвестиции, эффект от них был существенно меньше ожидаемого. Помимо постоянной проблемы вовремя и без больших потерь освоить капиталовложения (в связи с недостатками планирования, дефицитом стройматериалов и оборудования, огромными проблемами с количеством и качеством строителей, монтажников и их техники, а также приписками, бесхозяйственностью и хищениями), имелись структурные проблемы[688]
.Советский ВПК, в который инвестировались колоссальные средства, по-прежнему производил передовое вооружение и обеспечивал лидерство во многих, но (с конца 1960-х) уже далеко не во всех областях космической гонки. Однако практически во всех базовых отраслях, обеспечивающих ВПК (добыче природных ресурсов, металлургии, химической промышленности), а также в машиностроении, приборостроении, военных секторах легкой промышленности наблюдалось либо огромное технологическое отставание и износ основных фондов (помещений, оборудования), либо колоссальная зависимость от импорта технологий и образцов продукции. Их пытались копировать в СССР с разной степенью успеха и колоссальным отставанием по времени.
В потребительской и аграрной сферах не только наблюдалось катастрофическое отставание в технологиях, логистике, маркетинге и дизайне, но и демонстрировалась неспособность советской экономики обеспечить базовые потребности общества и производить, сохранять и доставлять достаточное количество товаров и продовольствия. Большая часть населения страны получала значительную, зачастую жизненно важную часть рациона, особенно в части белка и витаминов, в результате труда на своих собственных земельных участках или получения и покупки продуктов, произведенных на подобных участках другими частными лицами, происходивших без посредничества государства, а также использовала в пищу результаты собирательства дикорастущей флоры, рыбалки и охоты.
Тут можно выделить три типа зависимостей СССР от Запада (и развитых индустриальных государств Востока в лице Японии). Первая — это спорадические попытки «прорывов», то есть долгосрочных инвестиций в закупаемые на Западе технологии и оборудование, например покупку целых заводов по производству автомобилей, химических компонентов, бумаги, обуви или курятины. Вторая — это постоянное (особенно с середины 1970-х) приобретение для внутреннего потребительского рынка (в первую очередь снабжения крупных городов) товаров для быстрой переработки и потребления (прежде всего зерна, лекарств и ширпотреба). Кроме них, на огромные суммы, исчисляемые сотнями миллионов долларов (по курсу того времени), приобретались материалы, не производимые в СССР, от которых зависела работа советских предприятий, — металлы, полимеры, шерсть и так далее. И главная, третья — это постоянная зависимость СССР как продавца преимущественно сырьевых товаров на западный рынок от поступления твердой валюты и кредитов западных банков на особо крупные закупки и большие производственные проекты, подразумевающие заказ на Западе оборудования и привлечение специалистов.
В целом сторонним наблюдателям уже становилось непонятным, достигла ли эта зависимость того критического уровня, при котором отказ от западного продовольствия и потребительских товаров может спровоцировать массовый голод, пустые полки и массовые протесты. Однако внутри страны политическая и экономическая элита считала, что «дело поправимо», если найти правильный рецепт и заставить экономику (прежде всего аграрную отрасль) заработать. Энергичные попытки сделать это предпринимались центральным аппаратом власти в среднем раз в пять лет, однако ситуация только ухудшалась.