Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.

Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
Они пляшут и танцуют: «Мы вояки-забияки!
Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом».
И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
В Министерстве Обороны громко каркают вороны.
Входишь в спальню — вот те на:
на подушке — ордена.

(Иосиф Бродский. «Представление». 1986 год)

Один из главных «реформистов» в советской элите 1980-х, ключевой экономический советник Николая Рыжкова, а потом Михаила Горбачева Анатолий Милюков считает, что задержка с назревшими к 1980-м годам реформами произошла по двум причинам. Во-первых, сохранялись «сусловские» установки в идеологической сфере. Во-вторых, проблема была в неполной политической дееспособности реформатора Николая Рыжкова. При Андропове и Черненко и до назначения в сентябре 1985 года председателем Совета министров СССР он был всего лишь секретарем ЦК КПСС по экономическим вопросам, даже не членом Политбюро, а других людей, могущих проводить экономические реформы, в руководстве не было.

Вместе с тем экономисты (да и ближнее окружение Андропова) в своих мемуарах, как правило, избегают упоминать о крайне напряженной ситуации во внешней политике в «андроповский» период, особенно в отношениях с Западом. Происходящее в этой сфере оказало важное влияние на экономическую политику Андропова. Советская оккупация Афганистана не просто стоила СССР гигантских расходов — она возобновила острый конфликт СССР со странами Запада, казалось бы погашенный Брежневым за 1970-е годы[697]. Приход к власти Рональда Рейгана, начало программы «Звездных войн» и общая риторика Вашингтона в отношении СССР не оставляли сомнений в том, что с «той стороны» готовы дать жесткий ответ в случае необходимости. Страх открытого ядерного конфликта между СССР и Западом вновь, впервые за два десятилетия после Карибского кризиса, стал общим настроением по обе стороны океана.

Бывший секретарь ЦК КПСС Константин Катушев, который при Брежневе отвечал за СЭВ, в конце 1981 года назначенный послом на Кубу, в декабре 1982-го получил от новоизбранного Генерального секретаря нетривиальное задание:

Андропов поручил мне убедить Ф. Кастро в необходимости создания с соответствующей помощью СССР собственного оборонительного потенциала, способного за счет применения обычного неатомного оружия нанести в случае нападения на Кубу вероятному агрессору неприемлемые потери, особенно людские. Ю. В. Андропов поручил еще раз привлечь внимание Ф. Кастро к тому, что в американском обществе не прошел «вьетнамский синдром», поэтому такой потенциал будет сдерживать агрессивные устремления и вероятность развязывания ядерного конфликта[698].

После чего кубинская сторона начала искать и обустраивать тысячи пещер для укрытий своих сторонников, а советская — поставлять на Кубу новые партии вооружения и боеприпасов. Катушев при этом забывает упомянуть в мемуарах, что подобная активность в подконтрольном Кубе островном карибском государстве Гренада спровоцировала там передел власти и вмешательство армии США, которой осенью 1981 года пришлось вступить в бой с «вооруженными кубинскими строителями»[699].

Черняев также подтверждает, что история с Гренадой произвела на Андропова настолько серьезное впечатление, что он выделял ее единственную из ряда других поражений СССР от США на мировой арене в этот период. Он требовал от Международного отдела ЦК КПСС (равно как, видимо, и от других советских ведомств) предотвратить возможную прямую американскую агрессию против Никарагуа. В его понимании она означала бы и атаку на Кубу, а значит, и на СССР[700].

Аналогичным образом внутри страны была развернута мощная пропагандистская кампания, направленная на запугивание населения неминуемым ядерным конфликтом с США. Это было связано прежде всего с установкой США ракет средней дальности в Западной Европе и программой космического вооружения СОИ[701].