Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

Учебные занятия начались и происходили по методам, типичным для педагогики той эпохи. Устные уроки назначались до обеда, а письменные — после обеда, «дабы малолетним отрокам большой тягости не учинилось». Школьников тупоумных и ленивых сажали вперемежку с прилежными и способными, «дабы тупоумные и ленивые при добрых и искусных товарищах удобнее научиться могли».

Наказаний для непослушных было несколько степеней. «В первый и другой раз внушить словесно, чтобы впредь такой лености и пренебрежения и ослушания и преозорства не делал; а за третью вину при собрании прочих учеников смирить шелепами; и за четвертую и пятую вину — плетьми и тюремным арестом на неделю… А буде покажется детина непобедимой злобы, свирепый, до драки скорый, клеветник и непокорлив, то, хотя бы остроумен был, услать из школы, чтобы бешеному меча не дать…»

После нескольких лет учебы епархиальные власти вздумали проверить результаты новой школьной системы.

В Эллино-Греческой школе иеромонаха Савватия имелось два класса, в которых последовательно изучали «грамматику» и «пиитику». Из 48 учеников, поступивших за три года, курс греческой грамматики закончили 7, и они перешли к изучению пиитики. Уволено за тупостью 11, умерло 2, бежало 4.

В Славяно-Российской школе, бывшей первоначально в ведении Тимофея Колосова, насчитывалось 110 человек. Из них славянской грамматике выучилось 5, отбыло в другие епархии 36, за негодностью исключено 6. Оставшиеся 63 человека за смертью Колосова учились у вновь нанятого учителя Дмитрия Андреянова.

В Букварной школе, руководимой монахами Сергием и Авраамием, перебывало за те же годы 427 учеников. Все закончили учение и были назначены в разные места на причетнические должности. «Ныне налицо никого из них не обретается…» — заключили ревизоры.

Неутешительные результаты учебы навели местного архиерея на раздумья. В результате явился составленный им проект нового объединенного и расширенного учебного заведения. К двум прежним школам присоединялась еще третья, для более старших учеников — Славяно-Латинская. Проект одобрили, и с 1737 года в Нижнем Новгороде появилась семинария, имевшая целью, по мысли правительства, готовить миссионеров для Поволжья.

Синод, утверждая нижегородского архиерея начальником семинарии, потребовал, чтобы он относился к будущим миссионерам как «отец к детям». Епископ так и сделал: поместил «детище» в своем доме, на своем коште и под «отеческим присмотром». Некоторое время семинария «гостила» в кремле, в здании «митрополии», а когда был выстроен большой дом на земле вдовы бургомистра Пушникова,[66] перебралась туда.

Новых учеников архиерей поселил в домиках, разбросанных по саду, окружавшему главное здание. В надзиратели к ним выбрал, как приказано ему было Синодом, людей «не вельми свирепых и не меланхоликов», которых назначил по одному на 18–20 учеников. Надзиратели, по-другому префекты, должны были смотреть за порядком, «…а всяк бы семинарист из избы своей без его, префекта, благословения не выходил и то с объявлением причины, куды и для чего исходит». Префектам вверялось и моральное воспитание семинаристов: «…стараться вперять в учеников благородное честолюбие, которым бы они, яко пружиною, были управляемы в поступках…».

Новичкам выдали три вида платья: полукафтанье — посещать уроки, камзол — для парадных случаев и сермяжный халат — для дома. Волосы запретили стричь, приказали плести в косу или завязывать в пучок. В дальнейшем надзиратель подвергался взысканию, если просмотрит на семинарских головах «висячие виски» и «алявержи».

Через несколько дней под надзором архиерея, префектов и помощников последних — аудиторов начали юные семинаристы учение. До того все они более или менее успешно прошли «букварное» и «грамматическое» учение в духовных гимназиях (заведены были в Лыскове, Балахне, Арзамасе, Юрьевце и Гороховце). Им предстояло теперь проникнуть в тайны философии, богословия, церковной истории, красноречия, патристики,[67] литургии и т. д. Трудно перечислить все «предметы», которые синодальные иерархи признали необходимыми для волжских миссионеров!

Убоявшись премудрости, через полгода половина 14—15-летних мальчиков оказалась «в бегах». Епархиальное начальство всполошилось. Послали во все нижегородские церковные пятины[68] заказчиков и рассыльных. Беглецов возвращали с трудом. Во многих случаях отцы укрывали сыновей. После «обыска» (опрос соседей) отца и сына доставляли в Нижний «в чепях».

Архиерей творил суд.

Сына подвергали в присутствии отца порке, а с отца взыскивали штраф.

Первый год семинаристы изучали «единый элементарь», т. е. общее введение в каждой науке. От учителей требовалось, «чтобы они сперва сказывали ученикам своим вкратце, но ясно, какая сила есть настоящего учения, например: логики, риторики, философии, и чего хощем достигнуть через сие или оное учение, — чтобы ученики видели берег, к которому плывут».

Второй год, в основном, был посвящен изучению латинского языка — «как латыню читать».