В Сенате умалишенных подвергали медицинскому осмотру, а затем значительную часть их отсылали в монастыри с указами: «Отсылается нижереченный (имя) к настоятелю Нижегородского Вознесенского Печерского монастыря в повседневные труды мукосеяния или хлебомесия под строгим надзором, пока придет в совершенное ума своего исправление…».
В сентябре 1723 года Сенат настоял перед царем на отмене такого способа обращения с психически больными людьми.
При Елизавете они состояли в ведении городского магистрата, который, получив в свое распоряжение (от родственников, от полиции) психически ненормального человека, постановлял: «Такого-то сумазбродца приняв, посадить под караул, а чтобы он как сам себе, так и другим не учинил какого дурна, а паче чем не уязвил, до того его не допускать и в том за ним смотреть караульным сторожам».
При городской тюрьме отводилось помещение, где «сумазбродцы» содержались бок о бок с преступниками на общем тюремном режиме и тюремной пище. Только в 1762 году правительство распорядилось завести в губернских городах особые приюты — «дольгаузы» для умалишенных. Первый дольгауз в Нижнем разместился в здании на дворе упраздненного Ивановского монастыря. В отличие от тюрьмы буйных больных содержали не в цепях и колодках, а… привязывали ремнями к постели. Всем вообще больным в дольгаузе полагались к обеду деревянные ложки и железная палочка-спица вместо вилки; салфетка пришивалась к скатерти, чтобы ее нельзя было унести. Порядок в двух спальных палатах (для мужчин и женщин) устанавливался госпитальный.
Население нижегородского «сумасшедшего дома», как называли его горожане, доходило в первые годы после основания до 40–50 человек. Число это имело тенденцию еще возрасти, если бы не одно страшное бедствие, которое, превратив в пустыри многие улицы города, положило конец усадьбе Ивановского монастыря и жителям дольгауза.
В 1770 году у России, победоносно воевавшей с Турцией (война началась в 1768 году), неожиданно объявился новый враг. В донесениях командующего армией враг этот именовался по очереди: прилипчивой горячкой, затем заразительной горячкой, наконец, злокачественной горячкой. Но ни разу в официальных рапортах новую «горячку» не называли настоящим, правдивым именем. То была азиатская, или бубонная, чума — одна из губительнейших болезней земного шара.
Болезнь распространялась с ужасающей быстротой от турецкой границы к центру России. В августе 1771 года она одновременно появилась в Московской и Нижегородской губерниях. Нижний Новгород никак не был подготовлен к ее приходу. Один городской врач на 30 тысяч населения, ни одной аптеки, полное отсутствие медикаментов…
Заболевания начались сразу и в разных местах города. Грозные бубоны (нарывы) появлялись у заболевших людей в пахах, на шее и под мышками; тело покрывалось синими пятнами. На второй день больной терял сознание. На третий день умирал. Триста нижегородцев умерло раньше, чем из Москвы прибыли казенные лекари. Врачи явились без лекарств — никто не знал, как лечить эту болезнь. Наскоро открытый в архиерейском доме лазарет наполнился чумными пациентами.
Лечебная помощь была сплошной импровизацией. На бубоны накладывались лепешки из муки, патоки и печеного лука. После вскрытия нарыва больное место мазали смесью из творога, чеснока, сала, воска и постного масла. Чтобы не заразиться во время лечения, доктора имели на груди мешочек с камфарою, а пульс щупали через табачный лист. Больных лечили, а здоровым предписывали соблюдать предохранительные меры: курить в домах ароматическими травами, обмывать два-три раза в день все тело холодной водой, носить исподнее белье, смоченное уксусом, и как можно чаще выплевывать слюну изо рта…
Но ни способы лечения, ни меры предосторожности не помогали. Люди мерли как мухи. Зараза переходила из одного дома в другой. Первое время запрещали заболевшим выходить из своего дома. Это не уменьшало эпидемию. Решили выселять из зараженного дома жильцов, а дом заколачивать. И это не принесло пользы. К тому же из пустого дома воры растаскивали мебель и одежду, распространяя заразу. Последовало правительственное распоряжение: сжигать такой дом вместе со всеми надворными постройками. Этой печальной участи подвергся и дольгауз в Ивановском монастыре, после того как сорок из пятидесяти «сумазбродных» людей сделались жертвой алчной азиатской пришелицы.
Эпидемия бушевала три месяца. За это время захворало и умерло около четырех тысяч человек. Первоначально их погребали в оградах приходских церквей, а когда не хватило места — открыли новые кладбища за городом. Так, в чумной год появились в Нижнем Новгороде обширные Петропавловское и Крестовоздвиженское кладбища.
Моровая болезнь прекратилась так же внезапно, как началась: «чудотворцем», видимо, надо считать тридцатиградусный мороз, неделю державшийся в январе 1772 года.
Чумная эпидемия 1771 года показала острую нуждаемость города в постоянной «вольной» аптеке в добавку к «казенной», находившейся при армейском госпитале. Добиться аптеки Нижнему Новгороду оказалось отнюдь не простым делом.