Правительство пыталось снизить вред от таких назначений. Срок пребывания воеводы в уездном городе ограничивался полутора-двумя годами. Населению предоставлялось право ходатайствовать об удалении дурного начальника или подавать челобитные о продлении срока службы понравившегося воеводы.
Однако первое, как правило, отклонялось, а второе случалось редко.
Находясь на своем посту, городовой воевода, пользуясь предоставленной ему огромной властью, притеснял, угнетал и обирал подопечных. Ни формальные требования властей «держать к людям привет, ласку и береженье», ни вороха жалоб, получаемых в московских приказах, ни надзор посылаемых царем сыщиков, ни обязанность строгого ежегодного отчета не уменьшали воеводских злоупотреблений. За столетие в Нижнем Нове-Граде сменилось до сорока воевод. Большинство, за редким исключением, оставило по себе дурную память: одни как настойчивые вымогатели, другие как отчаянные хапуги, третьи как пьяницы, насильники и казнокрады, а иные даже как явные преступники.
В 1619 году правительство назначило нижегородским воеводой боярина Петра Петровича Головина. При отъезде из Москвы ему вручили наказ, где после перечисления обязанностей кратко, но твердо предписывалось главной своей задачей считать приращение государственных доходов. В этом отношении воеводской инициативе давался широкий простор: «…делать все по своему высмотру, как будет пригоже и как тебя, воеводу, бог вразумит».
Боярин, долго ожидавший «хлебного» места, не замедлил с отъездом. В Нижний Петр Головин прибыл на исходе июня. Горожане, как полагалось в таких случаях, приготовили для нового воеводы и его приближенных обильные дары.
При встрече посадские поднесли на блюде «въезжее» — сто пятьдесят рублей. Крупные торговцы и церковные приходы доставили «въезжее» отдельно. Архимандрит Печерского монастыря Иов временно отсутствовал. Вместо настоятеля въезжее съестными припасами прислал монастырский казначей Савватий. В тот же день монах отправил архимандриту в столицу письмо-отчет: «…новому воеводе Петру Петровичу в поднос-почесть отправлено рыбы, теша белужья в два рубли, косяк белужий ценою в рубль, калуха в двадцать алтын, да осетр куплен за пятнадцать алтын… Дьяку воеводскому Василию Юдину поднесено в почесть на тафту четыре рубля денег, да ему же отдан осетр в двенадцать алтын. Да ему же (воеводе) отвезено запасу четверть муки пшеничной, четверть муки ржаные, четверть солоду ржаного и ячменного пополам…». Подьячий при воеводской избе также не остался без подарка, ему монах-казначей дал «рыбы свежие три щуки, ценою в 5 алтын четыре деньги»…
Прошла неделя после торжественной встречи, но боярин-воевода не принимался за текущие дела. Ежедневно обсуждал он с выборными от посадских людей условия будущего содержания его с женой, детьми и домочадцами.
Нижегородцы знали, что в наказе, данном сверху воеводе (наказ прочитан был вслух на площади), ничего не говорится о поборах с населения в пользу власти. Однако «повелось с изстари», что отцы и деды горожан всегда «ублажали» воевод съестными и другими припасами «в меру сил своих».
В конце концов начальник и подчиненные, поспорив до хрипоты, договорились. «Всядневные харчи» обязались доставлять Верхний и Нижний посады, даровую муку и зерно — «сошные крестьяне» из уездов, «пивные вари» и «винные браги» к воеводскому столу — монастырские слободки, конский корм — ямщики, дрова на отопление воеводского дома — ремесленники Кунавинской слободки.
Установив размеры «добровольного самообложения», жители отправились к своим занятиям, а воевода приступил к своему прямому делу.
Через месяц П. П. Головин спохватился, что забыл установить «праздничное», т. е. подношения, с которыми полагается горожанам «поздравлять» своего воеводу.
Собрались выборные от посадов и опять решили «всем миром»: «поздравлять» воеводу три раза в год добровольным приношением от посада: в Рождество — гусями, в «Велик День» — поросятами, в «Петровки» (летом) — бараниной.
Еще месяц прошел, объявил воевода по городу, что устраивает у себя на воеводском дворе пир-столование и приглашает к себе горожан хлеба-соли откушать.
Стали чесать затылки посадские: отказаться — обидится воевода, а пойдешь — неси каждый, по обычаю, «гостинец» хозяину. Мало того, после каждого такого воеводского пира полагалось посаду устраивать воеводе ответный стол.
Попировали нижегородцы, отплатили «за привет и ласку» ответным пиром, но спокойной жизни не обрели. Слишком часто посадские люди нуждались в воеводском расположении: у одного жалоба, у другого челобитная с иском, у третьего лошадь увели — надо найти. Все подобные дела решались в воеводской избе, а как пойдешь к такому воеводе, как Петр Головин, без подарка, без «почести», как он сам говорил. Пошла по народу молва: «Земля любит навоз, лошадь овес, а наш воевода принос», «Не ходи к нашему воеводе с одним носом, а ходи с подносом».