Прошел год, нижегородцы до тонкости изучили характер хапуги-воеводы. Все, от старика до малого ребенка, знали, что городовой начальник, кроме «взяток», «срыва» и «мзды», любит «благодарность», «подарки», «приносы», «посулы», «поклоны», не брезгует «щетинкой», «помазкой», «гостинцем», а с местной мордвы, чувашей, татар берет «хабару», «пешкеш» и «бакшиш»… Любит также, когда его поздравляют с новолетьем, масленицей, ледоставом, оттепелью, первопутком, порошей, прилетом грачей, жаворонков, «легким паром» (каждую субботу, после бани), Дмитриевской субботой (поминание умерших), Филипповым заговеньем и т. д.
Не один раз в году, ожидая подарков, праздновал воевода Петр Головин свое «тезоименитство». И всякий раз, держа под полой или в руках «подарки», хочешь не хочешь, стекались толпой «поздравители» на воеводский двор.
К концу двухгодичного срока службы Головина горожане стали задумываться и гадать о его преемнике.
Вскоре произошло довольно редкое в городских хрониках событие. Нижегородцы ходатайствовали об оставлении воеводы Головина в городе на повторный двухлетний срок! Люди рассуждали: «Кто его знает, каков будет очередной воевода? Этот только шкуру скоблит, а при другом-то, может быть, и голов лишимся… Как бы из огня да в полымя не угодить!»
Будущее показало, что они были правы. После Петра Головина попал в Нижний на воеводство именно такой, окольничий Иван Дмитриевич Плещеев, прозванный за свой физический недостаток «заикой».
Заика начал с того, что обманул московские власти. Борясь с незаконной воеводской наживой, правительство в 1623 году постановило наблюдать за тем, чтобы каждый воевода увеличивал свой достаток за двухгодичный срок не более как на пятьсот рублей. Для контроля предлагалось при отъезде из столицы воеводу с семьей тщательно осматривать, записывая и оценивая его имущество и деньги при себе.
Плут Заика перед отправлением (осенью 1624 г.) заручился многими пожитками и деньгами от своих благоприятелей и въехал в Нижний уже «богатым». Вскоре он потихоньку возвратил взятое и беззастенчиво начал наживать «свое». При будущем выезде из города он надеялся проскользнуть с «животами» (имущество), оцененными как раз в той сумме, на которую имел «законное право».
Туго пришлось нижегородскому населению. Горожане сначала применили разрешавшуюся законом меру борьбы с «дурными» воеводами. Ходили всем скопом на воеводский двор и «лаяли (своего начальника) позорною всякою лаею»…
После того как «лаянье» не помогло, настрочили челобитную:
«Великому государю и царю всея Русии Михаилу Федоровичу… Посадские твои нижегородские людишки челом бьют… Воевода твой, великого государя, Иван Плещеев нам, сиротам твоим, во всех делах твоих государевых чинит великие продажи, налоги и поруху… Ради своея бездельные корысти, на твои государевы службы посылает нас не по очереди… У твоего государева дела сидит сам пят с дядьями и с племянниками своими, не по твоему государеву указу и не по грамоте… Бранит нас воевода Плещеев ежечасно неподобною всякою скаредною лаею, а иной раз складывает особенным образом персты и сует нам, приговаривая: «Вот что только на мне и найдете!» Смилуйся, государь, пожалуй!»
Жалоба не помогла делу. Царь ограничился письменным внушением: «Ведомо нам, великому государю, учинилось, что ты воевода Иван Плещеев и приказные люди в Нижнем Нове-городе делаете наше государево дело не гораздо, с посадских людей емлете посулы, поминки и кормы многие, а приезжим людям чините на-сильства и убытки и продажи великие. Тебе б, воеводе Ивану и приказным твоим людем, от того корыстного безделья непрямоты и насильства отстать. А будешь ты, воевода, впредь такие непотребности чинить, и быть тебе тогда от нас в великой опале…».
Воевода Плещеев, получив «государево наставление», и в ус не дул. Два дня спустя пошел по нижегородским улицам с батогом в полтора аршина длиною и в палец толщиною и бил попадавшихся навстречу посадских людей, приговаривая: «Я, воевода Плещеев, всех вас из-под тиха выведу и на кого руку наложу, ему от меня света не видать и из тюрьмы не бывать!»
Еле дождались нижегородцы окончания срока воеводской службы Заики-Плещеева. Думали отдохнуть от такой напасти. Не вышло! Следующий оказался не лучше прежних.
Воевода боярин Василий Андреевич Коржбок-Столпина «изыскал» новый источник обогащения.
Годами сидевшие в местных кирпичной и земляной тюрьмах, промышлявшие разбоем и грабежами люди охотно согласились платить воеводе более или менее крупные деньги за временные отлучки по семейным и всяким другим делам. Партии не столь состоятельных преступников воевода отпускал под конвоем в уезд просить милостыню с условием дележки сбора пополам. Любил Коржбок-Столпина ездить в поле охотиться с собаками. В таких случаях брал с собой загонщиками тюремных узников. Кандалов и цепей при этом не снимали; именно их звон заставлял лесных зверей бежать напропалую, куда глаза глядят. Отпуск колодников на работу к горожанам с последующей уплатой денег в карман воеводы было самым обычным делом.