Читаем Очертания последнего берега. Стихи полностью

Такая долгая дорога вдаль,

Где люди оставляют боль, печаль,

Где волны света и волны удары.

<p>“Покажись, мой друг, двойник мой вечный…”</p>

Покажись, мой друг, двойник мой вечный,

У тебя в руках судьба моя.

Что-то есть во мне нечеловечье:

Только зыбкой жизни жажду я,

Зыбкой, словно море под ветрами,

Где есть водоросли и коралл,

Где несет над горькими мирами

Все надежды налетевший шквал.

Пусть как позабытую комету,

Вынесет волна мой труп потом…

Наконец найду я гавань где-то,

Сумрачный и защищенный дом.

Видишь: ложных доводов потоки

Во вселенной моего ума.

Вечера тревожны и жестоки,

И на всем – упадок или тьма.

Я, как выпотрошенная рыба,

Отдал все нутро на корм скоту.

Вздернуты мои кишки на дыбу,

Но не ощущаю пустоту,

Потому что плоть кишит мечтами,

Как бифштекс – червями, сгнивший тут.

Наступают времена метаний —

Навязать не могут мне маршрут.

Я свободен так, как без шофера

Грузовик свободен – к черту в пасть

Мчит он территорией террора.

Я свободен, как свободна страсть.

<p>Стихи для Мари-Пьер</p>

Очевидность порой опасна.

Женщины редко беспокоятся

По поводу совершенства собственных гениталий,

Что и понятно.

Есть свое преимущество в том,

что половой орган не торчит наружу, —

Я читаю это ясно в твоем взгляде,

Впрочем, почти невинном.

Ты ждешь или провоцируешь,

Но в глубине души всегда ждешь

Как бы знака внимания,

Либо оно будет тебе оказано,

либо в нем будет тебе отказано.

Твоя первая и последняя возможность,

в сущности, ожидание.

И это восхищает меня невероятно.

И в то же время ты такая слабая, такая зависимая,

Ты знаешь, что избыток пота уменьшает желание,

Которое я один могу подарить тебе,

Потому что ты не хочешь другого

И нуждаешься именно в моем желании.

И это тоже восхищает меня невероятно.

Но есть в тебе в то же время эта страшная сила

Тех, кто наделен властью говорить “да” или “нет”,

Эта сила дана тебе изначально;

Многие могут искать тебя, немногие могут найти.

Твой взгляд – ключ

к разным вариантам существования,

К разному структурированию мира.

Ты сама – ключик, подаренный жизнью

нескольким людям,

И рядом с тобой я постепенно становлюсь лучше.

И я восхищаюсь еще и твоей силой.

Вот он я перед тобой,

Перед входом в новый мир.

Вглубь иду почти слепой,

Слыша лишь секунд пунктир.

Есть другой, есть новый мир.

<p>Акватическое рождение человека</p>

Все начинается с этого акта, к которому

наименование “плотский” пристало,

Поскольку лучший термин подобрать сложно.

Акта, в котором мы используем, однако, немалую часть

нашего духовного потенциала

И нашей веры,

Ибо создаем условия не только для одного существа,

но для целого мира, для нового рождения, новой меры.

Мы фиксируем его начало, а также конец, возможно.

Нечто животное присутствует в нем подспудно,

Что с женщиной соотнести весьма трудно,

Я имею в виду – с женщиной наших дней,

Такой, какой мы ее знаем,

Входящей в метро,

Потерявшей способность к любви, забывшей о ней.

Есть также это движение – поцелуй,

который так естественно устремлен

к рукам, губам или векам

При виде появившегося сморщенного предмета,

Который был хорошо защищен, пока не случилось это,

Но теперь грубо выброшен в мир

и становится человеком.

Его паденье необратимо,

И мы оплакиваем это паденье.

Но есть еще эта вера – в мир, свободный от зла,

От стонов, страданий, мир, прозрачней стекла,

Где ужас рождения, сам его факт

Воспринимается как дружественный акт.

Я имею в виду такой мир, где можно было бы жить

От самого первого мига

И до конца, до кончины, естественной и нормальной,

Мир, о котором не говорит ни одна наша книга.

Но он существует – потенциально.

<p>“Это как вена, убегающая под кожей, когда ее ищет игла…”</p>

Это как вена, убегающая под кожей,

когда ее ищет игла,

Это как пламя, такое красивое, что его

не хочется погасить, лучше сгореть дотла.

Задубевшая кожа, местами почти что синяя,

Но это похоже на бодрящий холодный душ —

момент, когда игла впрыскивает свой яд.

Мы уходим в ночь, наши руки слегка дрожат,

но наши пальцы ищут друг друга,

и наши глаза горят.

Это утро на кухне; все вещи стоят

на своих привычных местах покуда.

В окне – развалины, в засорившейся мойке —

невымытая посуда.

Однако все, абсолютно все изменилось;

новизна ситуации неисчерпаемая и безбрежная.

Вчера вечером, ты это знаешь,

мы круто свернули в сторону неизбежного.

В то мгновение, когда твои мягкие пальцы,

крохотные зверьки, вцепились в мои,

сжав их нежно и так внезапно,

Я понял, что совершенно не важно,

когда я стану твоим любовником —

сегодня или же завтра.

Я видел: нечто уже рождается

и это нечто нельзя осознать

в обыденных категориях.

После некоторых биологических революций

действительно появляются новое небо, земля,

новая территория.

Еще ничего не случилось, но мы не можем уже

избавиться от этого головокружения.

Такие силы пришли в движение,

с которыми не заключишь мировую.

Как морфинисты или погибшие за Христа,

жертвы любви

были жертвами счастья вначале.

И жизнь, которой мы прежде не замечали,

растет нынче утром

в колоссальных пропорциях в нас.

Странно, это обычный рассвет,

день только начат,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза