Читаем Очертания последнего берега. Стихи полностью

Лишь прошлое наносит раны,

Пора надежд, самообманов.

Загадка жизни? Нет в помине.

<p>“Приносит вечер мир и разочарованье…”</p></span><span>

Приносит вечер мир и разочарованье;

Ход сбавлен, в венах кровь как будто замерла,

В оцепенении размякшие тела,

Прогноз на завтра: солнце скроется в тумане.

Покойно и светло средь загорелых тел,

О смерти позабыть, похоже, их удел.

Программу задали привычки их и гены;

Змей в воздухе повис, один во всей вселенной.

Ни дуновения. Змей падает на скалы,

Ребенок подбежал и смотрит, что осталось:

Обломки планок, ком веревок, клочья ткани.

Природе дела нет до жалоб и страданий.

А детская душа от горя чище станет.

Когда б поднялся ветер, смёл бы, рьяный,

Плоть жалкую, унял болтливость океана!

Когда б поднялся ветер, ветер ураганный!

<p>“Предвестником дождя стал с моря ветерок…”</p></span><span>

Предвестником дождя стал с моря ветерок.

Как колесо в крови, диск солнечный алел.

Один на берегу, сжав зубы, я сидел,

От горечи во рту отделаться не мог.

На фоне шимпанзе печален был мой вид,

Сидел я с купленной тобой консервов банкой.

Природа нам должна послушной стать служанкой.

Я был совсем один на пляже и небрит.

Природа заодно с живыми, чей удел

Однажды околеть и массой стать застылой.

Сорваться в пустоту всегда мне страшно было,

И вот, вцепясь в песок, над бездной я висел.

От ливня, грохота исчезло все вокруг.

Я чуял, что попал в лихой водоворот.

Я слишком долго жил. Похоже на просчет.

В неимоверный мрак мир погрузился вдруг.

<p>“Я не приду назад…”</p></span><span>

Я не приду назад,

Я не вернусь, о нет,

Сюда, где я чужой,

Где солнце – сущий ад,

Мне страшен солнца свет.

Довольно. Бью отбой.

Дни тянутся, томят

Безликой чередой.

Плясун покинет ряд,

За ним – лишь след пустой.

<p>Воспоминания пениса<a l:href="#n_212" type="note">[212]</a></span><span></p><p>“Я знаю цену похожденьям…”</p></span><span>

Я знаю цену похожденьям,

Кондомам, брошенным в грязи.

Сама природа пахнет тленьем —

Меня надеждой не грузи.

Я выпил прорву пентотала,

Взахлеб, с “Текилою Санрайз”.

Жизнь просвистала. Всё пропало.

I know the moonlight paradise.[213]

<p>“Ты ищешь – где он, твой sex-friend…”</p></span><span>

Ты ищешь – где он, твой sex-friend?

Ты пума, хищница по сути,

Ты птица старая в мазуте,

You’re approaching the end.[214]

<p>“Себя считая "самой-самой"…”</p></span><span>

Себя считая “самой-самой”,

Ты в юбке кожаной до пят

Так схожа с модною рекламой:

Гримаса, поза, злобный взгляд!

<p>Мужчины</p></span><span>

Мужчины мечтают об одном: кто бы им отсосал.

Когда угодно – хорошо бы почаще,

И кто угодно – хорошо бы красотки.

Все прочее – разговоры о технике.

Кажется, ясно?

<p>“Когда не стоит, все понемногу теряет свое значение…”</p></span><span>

Когда не стоит, все понемногу теряет свое значение,

Все понемногу становится неким факультативом:

Приукрашенная пустота наполнена смрадом язв и мучений,

Поражающих плоть. И ты внезапно делаешься прозорливым.

(Напыщенный карлик, таков, как есть,

В отрытую дырку пытается влезть

В промежности той, что зовется “дама”, —

О, повторяющаяся драма!)

Что нам дает коррекция взгляда?

Мир обретает свою непреложность,

Словно попал в боковой объектив.

Навзничь падаешь или ничком,

Ждешь ли бог весть какого оргазма —

Ничто не заменит последнего спазма.

Техника секса здесь ни при чем.

<p>“Размалеванная рыбешка…”</p></span><span>

Размалеванная рыбешка – из тех дурех,

Что заполняют аквариум нашего сплина,

Вы приближались, и меня застала врасплох

Эта колеблющаяся картина.

<p>“Дурнушка…”</p></span><span>

Дурнушка,

Тоскою разит за версту,

Работает в аэропорту.

Провожает самолеты на взлет.

А дождь все идет и идет.

Поросячьи глазки, лицо на котором нет

Ничего, кроме следов уныния.

Груди обвисли в семнадцать лет,

И попа цыплячья, бескровно-синяя.

(Жизнь тем не менее

Предназначена к размножению,

И дарвинизм не снимает с себя ответственности

За создание самой банальной посредственности).

<p>“Да, черт возьми…”</p></span><span>

Да, черт возьми, – отроковицы!

Всё – обещанье, всё – томленье,

Округлость ягодиц, коленей,

И этот взгляд, что так искрится!

А бедный пенис наш, невежда,

Краснеющий в мечтах о ласках

(О, эта жизнь в цветах и красках!)

И ждущий, что блеснет надежда,

Спит, как сморчок в своей грибнице,

Такой привычной и домашней, —

И смерть под зубками гурманши

Ему мерещится и снится.

<p>“Охрана порядка на книжной ярмарке в Монтегю…”</p></span><span>

Охрана порядка на книжной ярмарке в Монтегю

обеспечивалась лицеистками:

Все они были разными – и все премиленькими

и сексуальными.

И я снова задумался о тайнах девичьего возраста.

Юная барышня жизнь (и секс) принимает взахлеб

В жажде своей дефлорации (и так далее).

Мы можем во Франции встретить подобных особ

(А также очень красивых в Италии).

Радость щенячью свою подарив нам,

Гордясь молодым и здоровым телом,

Лишь на раздаче шампанского эти девы заняты делом

(Простите меня за склонность к избитым рифмам).

<p>“Один, на пляже. За спиной Кассис…”</p></span><span>

Один, на пляже. За спиной Кассис.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза