Очертя голову

— Боюсь, тогда поездку в Сен-Тропе придется отложить. Наши мужчины ревнивы и такого повышенного внимания не поймут. Да, Соня?

Какие мужчины?! — опешила я и вдруг вспомнила о Маню и о Паше. Внутри всё оборвалось и стало очень стыдно: О, Боже! Как я могла забыть, что я чужая невеста?! И это я твержу себе, что я «не такая»? А, оказывается, очень даже ветреная и маме точно было бы сейчас за меня стыдно! Несмотря на мою обиду, это так легкомысленно, так некрасиво — пялиться на едва знакомого мужчину и забывать обо всём на свете.

— Да! — со всей решительностью кивнула я и, протянув руку к Луке, сделала требовательный жест пальцами. — Давай сумки.

В чёрных глазах замерцало любопытство, но сумки итальянец отдал.

— Только при условии, что мы встречаемся на набережной через час. И ничто вам, прекрасные синьорины, не помешает с нами немножко попутешествовать, — вкрадчиво сказал Лука.

И я подумала, что голос у него тоже «бархатный», а кожа, наверное… Тут я себя прервала и, подхватив поклажу, сказала твёрдое «Да» и направилась к подъезду.

Уже за стеклянными дверьми Даха развернулась ко мне и с любопытством промурчала:

— Или я что-то не понимаю, или ты и этот итальянец…

У меня пересохло во рту. Расширив глаза, я спросила:

— Я и Лука, мы что?

— Вот интересно, «что» вы? Точнее, что между вами происходит?

Я моргнула, краснея.

— А что-то не так?

Даха улыбнулась:

— На самом деле, кажется, более чем так. Просто я сейчас поняла, что не только ты ему нравишься, но и он тебе. Я права?

«Признаться?» — мелькнуло в голове, но моя воля была сильна, и я отчаянно замотала головой:

— Нет-нет-нет, это всё очарование французского языка! Мне так нравится на нём говорить!

— Особенно с ним… — хмыкнула Даха.

— Нас мальчики ждут! — выпалила я и побежала по лестнице наверх, борясь с желанием рассказать, собственным стыдом, виной и пьяной эйфорией от одного только осознания, что через час я его снова увижу.

Интересно, а можно ли насмотреться впрок? Законсервировать чувство, как огурчики на зиму?

* * *

Паша огорошил с порога:

— В Сен-Тропе не едем.

— Как?! — Я чуть сумки не выронила.

— Почему это? — втиснулась вслед за мной в квартиру Даха и сгрузила всё своему гиганту. — Уже ведь договорились с ребятами, на пикник еды накупили…

— Ты сам сказал, что «планы — это святое», — пролепетала я.

Паша пожал плечами.

— Если есть рациональность в том, чтобы их пересмотреть, я это делаю.

«Он всё-таки немножко меня любит», — подумала я, но почему-то не испытала радости, как будто мне ёлку принесли для украшения второго января: и хвоя та же, а не к месту…

Паша договорил на ходу, углубляясь в нашу комнату:

— Наконец, мой неуловимый шеф нарисовался. Так что теперь мне надо встретиться с ним в противоположном направлении. Вы с Маню не подбросите меня до Монте-Карло?

У Дахи в буквальном смысле отвисла челюсть.

— Подбросить? В Монте-Карло?

— Ну да. — Паша выглянул с несколькими рубашками в руках, словно не мог выбрать, какую надеть. — Вам-то какая разница? И в Сен-Тропе яхты, и в Монако яхты. Ехать одинаково. Море везде море — куда ни плюнь, Средиземное. Вы Соню займёте, пока я с шефом пообщаюсь, а потом уже сообразим что-нибудь.

— Qu'est-ce que c'est?[12]— спросил с ничего не понимающей улыбкой Маню.

И вдруг меня взорвало:

— А саму Соню спросить ты не хочешь?!

— А что ты, Сончик, можешь иметь против? — удивился Паша. — Рассматривается новая позиция. Шеф написал в ВотсАпе, что можно пообщаться. Причём намекнул, что собирается на яхте рыбачить. Так, между делом удастся и важные дела обсудить, и навести нужные мосты. Меня, честно говоря, раздражает, что нужно такие понятные вещи объяснять!

— Порыбачить, значит? — воскликнула я, физически ощущая, как пиксели привычного мира рассыпаются в песок прямо к шлёпанцам. — И сколько времени это займёт?

— Час-два… Да какая разница?!

— А где ты мне предлагаешь подождать? — поджав губы, спросила я. — На берегу выглядывать, пока вы вернётесь?

— Вот кстати… хороший вопрос, — тихо добавила Даха.

Паша помрачнел, скрестил руки на груди. Вид у него сделался такой, как на собраниях, когда он распекает подчинённых, но мне почему-то сейчас было не страшно. Мне вдруг захотелось сделать всё назло и обязательно увидеть Сен-Тропе, даже если его именно сегодня завоюют инопланетяне! Я одёрнула шорты, словно это была юбка, и заявила:

— Я в Монте-Карло не поеду.

— Соня! — рыкнул Красиков. — Ты забываешься!

Даха тоже сложила на груди руки и встала ко мне плечом к плечу.

— Маню тебя не сможет отвезти. Уж извини, у нас другие планы. И бутерброды ребятам мы обещали сделать.

— Вам что, эти первые встречные итальяшки важнее меня? — возмутился Паша.

— Нет, Паша, — выдохнула я, чувствуя, что вот-вот расплачусь от напряжения и от того странного чувства обиды, какое бывало, когда мама выключала телевизор на самом интересном месте и говорила, что пора спать. Но мне двадцать три, а не пятнадцать, и я продолжила: — Я просто не хочу в Монако. И я поеду с моими друзьями туда, куда они запланировали.

Я развернулась и пошла в кухню. Паша выкрикнул мне вслед:

— И это после всего, что я для тебя сделал?!