Очертя голову

— Балда, — фыркнул миллиардер и начал сползать, как пьяный краб, с валуна, — ты сказала, что не представляешь, как ехать обратно с твоими итальянцами! Так, чисто для интереса: во Фрежюс ты пешком собралась? Или вплавь?

Я моргнула. Под хруст веток в темноте он добавил:

— Хвоста у тебя не заметил. Но! Бывают скрытые геи, скрытые бисексуалы… А ты скрытая русалка? Короче, решай, что тебе больше неудобно: с друзьями, которые не друзья; с пьяным чуваком на яхте или в режиме амфибии бульк?

— С вами… — выдохнула я.

— О, пьяный чувак рулит! Но рулить я не буду. У меня есть капитан, прикинь?

— Только со мной и хорошие друзья есть, они без машины, — забеспокоилась я. — Мы все на фургоне Микеле приехали. Можно их позвать?

— Валяй! — обрушился, наконец, на песок со звуком мешка картошки Артём Сергеевич. — Я всё равно отсюда делаю ноги. Надоело…

Я тоже спустилась с валуна и увидела в темноте светлую фигуру.

— Даха!

— Соня!

* * *

Мы подходили к освещённому участку пляжа, как вдруг послышалось громко и с эхом, на всё море:

— Сонья, я люблю тебя! Это Лука!

— Оу-оу, — присвистнул миллиардер, — твой Ромео! Прямо как я на Ибице с пьяных глаз. Веришь, сейчас не помню, даже какого цвета у той Джульетты были глаза. Грудь помню… Зачётная грудь! Может, давай к нему, если снова не шутит?

Вспомнилось сухое Пашино «Я тебя люблю», которое показалось таким обычным по сравнению с этим выкриком. Проклятый итальянский темперамент! Вспомнились фразы злобной итальянки. Разве можно так со мной?..

Слова Артёма расковыряли едва затянувшуюся на сердце дыру. Да, для них я «бледная русская кукла и никому не интересна». Рыдания подступили к моему горлу, а ноги стали ватными. Ничего не было в моей жизни настоящим: ни с Пашей, ни с Лукой! Настоящие в моей жизни только долги… И Даха!

Я представила, что там снова Лука, раняще красивый и подло обманчивый, и все эти люди, присела от слабости на корточки и уткнулась пальцами в холодный песок.

— Я не могу! Лучше здесь останусь…

Даха обняла меня ласково.

— Ну, девочка моя, Сонюшка, да наплюй на этих козлов! Они все тебя не стоят!

— Ага, не стоят. Мы все козлы! — залихватски хмыкнул миллиардер.

— Ой, извините… — проговорила Даха растерянно.

И я поднялась, пытаясь заглушить слёзы.

— Извини…те, Артём Сергеевич, она не про вас…

— Да пофиг! — Он коснулся Дахиного подбородка пальцем, похожий на джокера немного сумасшедшей улыбкой, и заглянул ей в глаза: — А ты, подружка Сони-Софи, с моей мамой не знакома, нет? Странно! Это её любимое выражение! Зе бест оф зе бест!

— Ладно, идёмте! — сказала я, собрав всю себя в кулак.

Нет, унижаться снова я не буду. Тем более перед ним! Плакать буду потом! А Паша… Внезапно почему-то стало абсолютно всё равно, что скажет Паша.

Одному Богу известно, чего далось мне не расплакаться, глядя в лицо Луке и понимая, что за всей этой красотой — ложь, за нежностью в глазах — насмешка, а я всего лишь лот, ставка в пари! Даже не приз… В моей груди сдавило, стало трудно дышать. И тут за спиной Луки снова показалась та чёртова итальянка, хмельные лица его друзей и приплясывающая разномастная публика, жаждущая крови и зрелищ. И я захлопнула сердце с болью, чтобы поставить жирную, пусть если не для него, но для себя понятную точку.

— Не приближайся ко мне! Никогда!

Я выпалила это и ушла, как в туман, по пристани, не заметив ни лестницы, ни досок причала, ни огней, отражающихся на полировке перил, ни безразлично возлежащих на кожаных диванчиках гостей миллиардера с бокалами в руках, словно из голливудского фильма, ни брюнетку Красикова. Мой мир стал узким, размером со светлое пятнышко передо лбом, и холодным, как январская ночь. Даха что-то говорила, что-то показывал миллиардер и откуда-то взялся Маню с нашими вещами. И сквозь пелену, покрытую инеем, донёсся его голос:

— Зря ты так, Софи…

* * *

Сам Паша сторонился меня, словно его и не было на яхте. Красиков прекрасно слился с интерьером: его просто не было видно. Оттого ли, что брюнетка заботила его больше? Или потому, что рядом со мной находился «хозяин музыки»? При свете ламп Артём выглядел гораздо старше, чем казалось в темноте, привлекательный, но будто бы смертельно уставший, с тёмными кругами под глазами и ещё более пьяный после закусочного мартини. Совершенно не приставучий, но ещё более философский. Возможно, укачало? Кого-то рвёт вчерашним обедом, кого-то цитатами…