— Там Вован, — с облегчением выдохнул мой итальянец. И чмокнул меня в висок, но дырокол на всякий случай из рук не выпустил.
Наверное, это самое глупое, что может быть — в минуты опасности забывать, как шевелиться! Наверное, лучше обладать реакцией и смелостью принятия решений, но я этого не умела: мои бёдра и колени показались мне полыми и ледяными, как сосульки. А в голове с омерзительным звоном пульсировала паника. Это всё не должно было случиться со мной! Я не хочу… Так неправильно!
— Всё хорошо, малышка! Уже всё хорошо. Нас с тобой любит Фортуна, — произнёс Лука.
Провёл рукой по моей руке, убрал мои костяные, как у бабы Яги, пальцы и осторожно открыл дверь. Выглянул.
— Не надо…
Я вдохнула громко открытым ртом в ожидании следующей порции ужаса.
Но до моих ушей доносились отрывочные фразы, перемешанные, но интуитивно понятные, как современные гаджеты без инструкций, — жуткая смесь русско-итальянского-ломаного английского-пацанско-матерного. Откуда Лука знает слово «Харашо, блин» и «спасиба»?!
Дверь раскрылась шире, и за моим итальянцем я увидела здорового, как шкаф, двухметрового румяного мужчину в форме спецназовца; ещё одного пониже ростом, но на вид более квадратного; а также жилистого, загорелого, похожего на казака парня. Без чуба, но в трениках. Потом взгляд выхватил в толпе дядю Петю в светлых брюках и голубой шведке и… катающегося по плитке подъезда мордатого верзилу со стонами: «Он мне руку сломал», отшлифованную светлую биту и подошвы кроссовок ещё кого-то. И вдруг… полицейского с автоматом.
— Что тут происходит? Где София Трофимова? Она вызывала наряд, — это был ещё один полицейский.
Я поняла, что не готова, что я совершенно не знаю, кому и что говорить! С дрожью в моей голове пронеслось постыдное о долгах, сегодняшняя отповедь менеджера в банке, мамино «мы ничего не можем сделать» и Пашино, что при вмешательстве полиции всё будет только хуже, потому что «там всё куплено». От всего этого очень захотелось потерять сознание.
Но Лука обернулся ко мне и поддержал, обняв за талию.
Я зацепилась за его смелые чёрные глаза, как за якорь, за его локоть, как за скалу, и решила упасть в обморок потом. Пусть хоть один человек на свете за меня не краснеет! Хотя поздно — это так стыдно — быть должницей, с которой бандиты выбивают долги…
Что он подумает о моей стране? И обо мне?..
— Ты не ударилась, малышка? — с беспокойством спросил Лука у меня вместо того, чтобы одарить презрением. — Ты в порядке?
— Это твоя Соня, брателло? — заулыбался румяный военный, потирая костяшки пальцев.
— Вы София Трофимова? — спросил полицейский.
— Да… — прошептала я, не понимая, кому и на каком языке отвечать. Голова закружилась.
Лука держал меня крепко.
— Вот водички, — откуда-то материализовалась соседка из квартиры напротив, Оксана Викторовна, — Попей, Сонечка. — И она обернулась к полиции: — Я всё видела! Я расскажу!
И вдруг рядом оказался дядя Петя, седой, сухощавый, всегда полная противоположность папе:
— Боже, Соня, что случилось? Ты как позвонила, я сразу…
И в моей груди что-то ёкнуло от этих слов.
Глава 40
Ничего не боятся только идиоты. Луке до холодного пота было страшно, что не справится. Особенно, когда на него неслись из подъезда двое с дубинками и со свиными рожами, а он захлопывал дверь. Страшно было, когда с непередаваемым усилием налёг на неё и задвинул засов; когда чувствовал спиной ходящее под их ударами ходуном металлическое полотно и понимал, что бандиты запросто могут сбить его с петель, если включат мозг. Страшно было не столько за себя, сколько за Боккачину, такую хрупкую, такую испуганную! И дико от того, что это на самом деле происходит в двадцать первом веке. Между прочим не в Африке!
Конечно, Лука и вида не показывал, что боится, он просто судорожно пытался понять, чем отбиваться, если дверь не выдержит. Вот так, наверное, чувствовали себя защитники крепостных стен, которые пробивали тараном!
Волосы липли ко лбу, напряжение зашкаливало, адреналин пульсировал в крови. В голове проносилась всякая муть про Наполеона, который тоже в Россию рванул без подготовки. И честно говоря, Лука совсем не рассчитывал на Вована, больше на полицию.
Но тот не подвёл, и это было особенно приятно. А дома говорили: не пей водку с русскими! Кретины все! Даже бабушка… Сейчас Лука подспудно чувствовал, что было в этом распитии нечто типа магического славянского ритуала, породнившего его с Вованом. Иначе как можно почувствовать другом человека, которого совсем не знаешь? И, мамма мия, не понимаешь ни черта из того, что он говорит, но как-то понимаешь! Магия, не иначе! Правда то, что сработало в плацкарте, уже отключилось, хоть проси ещё бутылку… Но бой окончен, осада снята, полиция прибыла вовремя.
Испытав облегчение за целостность собственных костей и жизнь Боккачины, Лука был уверен, что всё обойдётся. И потому он с жадным любопытством впитывал в себя новые впечатления, достойные блокбастера: офицеры с короткими автоматами, русские мафиозо, биты, наручники…