Очертя голову

— Грация, мия кара[41], — ответил он, даже не посмотрев на чашку. Убрал прядь мне за ухо, трепетно провёл ладонью по моим волосам. — Хочешь, потанцуем?

— Потанцуем?

«А если я задохнусь от волнения прямо сейчас?»

— Бачату или зук? Или я приготовлю тебе ужин? Только не бойся меня, ангел, пожалуйста.

— Я не знаю, что такое зук… — сказала я тихо.

Впрочем, я уже была согласна, я начала растворяться в сиянии его глаз и тёплом обаянии. Лука достал из кармана телефон и, пробежав пальцами по экрану, положил на стол. Послышались аккуратные фортепианные аккорды смутно знакомой мелодии.

— Это легко. Положи мне руки на плечи.

В его голосе появилось что-то чарующее — то, чему невозможно сопротивляться, и я подчинилась. Робко дотронулась ладонями до его сильных предплечий.

— А теперь расслабься… Мы только танцуем. Я задаю движение, а ты продолжай его — так, как тебе захочется, — шепнул Лука мне на ухо горячими губами.

И продвинулся обеими ладонями чуть выше талии, совсем осторожно касаясь меня.

— А если я неправильно?

— Неправильно быть не может, — мягко улыбнулся Лука. — Давай попробуем?

— Да…

«Просто танцевать, это просто», — проговорила про себя я, хватаясь за соломинку в тянущей топи неуверенности.

— А потом покушаем? — спросила я.

— Да. Главное — расслабься.

Казалось, на таких ватных ногах и с полурастворившимся телом танцевать на крошечной кухне будет невозможно, но под трель пианино из смартфона Лука чуть двинулся на меня, придав направление мне большими пальцами рук, и я поддалась — иначе было невозможно — как волна потекла немного назад, до упора в его крепких уверенных пальцах. Со следующим аккордом Лука вернул меня обратно, склонился лицом к лицу, губами к губам, но не поцеловал, а шагнул и подался назад, увлекая меня за собой, превращая в новую волну. А потом с лёгкими покачиваниями начал играть со мной, наклоняя из стороны в сторону. И я забыла, что боюсь: мне понравилось. И затем я больше изогнулась назад, почувствовав опору в его большой тёплой ладони между лопатками и под шеей. Его руки словно говорили: «Мне можно доверять».

Я немного осмелела, обвила руками его шею. Лука заключил меня в кольцо своих рук. Наклонился глубже, и я, будто тряпичная игрушка, набитая рисовыми шариками, перетекла за ним. Мы раскачивались вместе, голова моя кружилась, но уже не от страха, а от общей эйфории, в которую он, как волшебник, ввёл меня, зачаровав простыми движениями и тихой музыкой из мобильника.

Мы танцевали. Лука развернулся, я шагнула в сторону, лёгкий рывок, и я опять в кольце его рук и тепла, но теперь спиной к нему. Почувствовала учащённое дыхание в затылок, новую волну и разворот. Лицом к лицу, близко-близко, его бедро меж моих бёдер, как тогда в Сен-Тропе.

В ритме музыки и выдуманном им самим рисунке танца Лука снова отступил, отдалившись от меня на расстояние вытянутых рук. Я потянулась к нему сама, пусть через поворот, но хотелось опять попасть вплотную к его благостному теплу. И, как отличница, я тщательно выполняла указания: следовать за направлением, которое он придаёт мне, — в этом оказалось удовольствие. Тем временем в самом низу моего живота пульсировало и разгоралось пламя, в ногах и бёдрах скапливалась медовая тяжесть.

Лука обошёл вокруг меня, будто не подпуская к себе, а потом с последним аккордом вдруг притянул, и я обняла его сама, мягкая, как масло, и совершенно расслабленная. И мы замерли под биение сердец и мерный стук кварцевых часов на стене.

И было так хорошо, что я засмеялась. Лука поцеловал меня в висок и прижал к себе. В молчании застыло блаженство.

А потом волна нежности выплеснулась из нас наружу, и пальцы сами гладили, касаясь с трепетом друг друга; губы сами целовали; глаза ласкали взглядами и прятались под тяжестью набухших томной негой век. Запахи смешивались, волосы сплетались, одежда упала к ногам. И какая-то другая мелодия уже лилась из мобильника, разбавленная невольными стонами и словами на разных языках. А кухня во французском стиле и в густом аромате кофе закружилась под нарастающий темп музыки, в ритме горячих тел, в разделённых на двоих каплях пота, в солоновато-сладком вкусе и в безудержном слиянии силы и мягкости. И, казалось, что до сих пор длится танец, только другой — тоже нежный, но первобытный, ритуал, стирающий неправильное и рождающее из двоих одно… До судорожного вскрика и полного расслабления с тихим смехом счастья. Моим.

— Ты невероятно чувственная, мой ангел, — выдохнул горячий, как полуденное солнце, Лука.

Он приподнял меня со сбившей клетчатой скатерти на столе, прижал к себе и унёс в спальню.

О кофе и ужине мы вспомнили только утром… А о том, что воскресенье заканчивается — вечером, снова в постели, потревоженные внезапным звонком.

— София, почему вы не позвонили мне сразу сами? — заявил недовольно Штольц. — Ваше дело приняло неожиданный поворот. Я вылетаю в Ростов. Ждите.

Глава 43