Очищение

— Людей возите? — переспросил Романов не без задней мысли, не сводя со старосты глаз.

— Только их, — странноватым тоном подтвердил Лодырь. — Не сказать, что их много осталось, людей-то, все больше разные-всякие шастают… но мы и тем хорошо дорогу указываем. Опять же — и рыбу прикармливать нужно, не вечно Батюшке мертвым течь, а всех не повесишь — неэстетично оно выходит… Вот и вас перевезем. Может, кому с вами и дальше пойти? Тут душ двадцать охотников на такое свободно найдутся…

— Спасибо, — покачал головой Романов, — но если уж разговор такой, то вам люди и тут понадобятся… Кстати, с чего к нам такое доверие?

— Мальчишка ваш мне показался. И всем нашим, — ответил Лодырь. — Квасу еще будешь? — Романов покачал головой, прикрыл кружку ладонью. — Ну и дурак… — Он подлил себе. — Что душа у него светлая — это у ребятишек не редкость. Даже сейчас не редкость. Но они у них светлые, да испуганные. И потерянные. И всех одной деревней не подберешь, хоть и стараемся… А у него — светлая и сильная. И вера в душе — как кремень, заденешь — искры сыплются, боишься — не то сожгут, не то темноту твою высветят… Не может такой мальчик сволочи гнилой служить. А теперь я и на вас и на тебя посмотрел — и вижу, что не ошиблись мы.

— То есть, — Романов решил не ходить вокруг да около, — мы во Владивостоке можем рассчитывать на вас… как на своих союзников и даже как на свою… свою часть?

— Ну оно примерно так, — крякнул Лодырь, и Романов отметил — неожиданно проглянуло, — что он вовсе не такой пожилой, как может показаться… и как он ХОЧЕТ казаться. Наверное, даже не пожилой. Как бы одних лет с самим Романовым, только бородища старит, сплошная седина да нарочитая манера поведения и речи. — А еще лучше знаешь что? Останься-ка ты со своими тут дня на два. Отдохнете. А там Светлов приедет. Леха. Пора уже ему. С ним поговоришь. Он умный, не то что я…

— Кто такой? — насторожился Романов, мысленно перебрав ориентировки на лидеров крупных банд, — такого вроде не было…

— Леха-то Светлов? Так человек, — туманно объяснил Лодырь… хотя, если вспомнить его воззрения по поводу людей, может, как раз наоборот, исчерпывающе объяснил? — Приедет — увидите. Дальнобой евонное прозвище. Увидите, короче. Ну что? Размещайтесь хоть тут по домам, хоть в школе — лето, не работает она, хоть в лагере своем оставайтесь… Дождитесь, право слово!

Романов вдруг засмеялся. Брови Лодыря шевельнулись, он с искренним удивлением спросил:

— Это ты чего?

— Да так. — Романов щелкнул пальцами на левой и правой руке поочередно, от избытка чувств, почти детского, но подумал, оправдываясь, хотя и не было такой приметы: «На удачу!» — Просто, оказывается… оказывается, не так уж и мало хороших людей. Даже странно… где они были раньше-то?

— С хорошими людьми главное что? — Лодырь наставительно поднял палец. — Им не мешать главное. Вот это власти почти всегда невдомек… Налить квасу-то еще?

* * *

Романов заспался.

Если честно, он давно не помнил, чтобы спал так хорошо, — ни во Владике, ни в походе… нигде. Кажется, так хорошо не спал он даже до войны. Сон был глубоким и в то же время полным какого-то цвета — густого, переливчатого, живого, не похожего на холодную хрупкую ломкость того памятного северного сияния. Еще ему приснились родители, которых он не помнил. И это был тоже вовсе не тяжелый сон. Он и во сне не видел ни лиц, ни даже очертаний, но совершенно точно знал, что это были отец и мать и что они гордятся им. И, проснувшись, какое-то время не мог понять, где он, пока не сообразил, что это все тот же дом старосты, а спит он на лавке у холодной печки.

— Женька! — окликнул Романов, садясь. Дружина еще вчера перебазировалась по приглашению Лодыря в школу, где всем вполне хватило места. Сам Романов сперва говорил с местными в битком набитом клубе, потом — засиделся со старостой за деловыми разговорами… Женька был тут, точно. На столе стоял кувшин все с тем же квасом, открытая банка консервов и миска с чем-то непонятным. Романов, перебравшись к столу, увидел на кувшине записку, чуть прищемленную крышкой, — почерк был Женькин. «Все нармально. Спити сколько надо. Полный порядок. Тут еда. В миски не знаю что, Лодырь сказал, что вкусно».

Романов подцепил желтоватый кусочек двумя пальцами, положил в рот, прожевал неспешно.

Это была пареная репа.

* * *

Еще вчера Романов посмотрел склады и ледники в глубоких пещерах на сопках — когда-то тут добывали золото, как ему объяснили, а выработки еще прошлой осенью приспособили под общественные хранилища. В Поманухах никто не знал о грядущей зиме, но об ядерной войне знали, и этого знания вполне хватило, чтобы сделать вывод о грядущих нелегких временах. Кроме того, в деревне от века занимались рыболовством, даже колхоз рыболовецкий действовал до самого последнего времени, а теперь в Амуре какая рыбалка? В речке же с не очень ей подходящим названием Бешеная, протекавшей через деревню, рыба водилась, но так — мальчишкам на удочку. Чем, впрочем, никто не пренебрегал.