Очищение

Сережка не поддался атаке — теперь уже и со стороны любимой мамы! — так легко. Ему и правда нравилось рисовать, и он обрадовался возможности посещать кружок изо. Но он не мог понять и принять слов о том, что его отец — плохой человек. Начавшиеся дома ссоры, непонятные и страшные ему, которые он к тому же по-детски неумело и наивно, но искренне и смело пытался «гасить», на самом деле ударили по его психике — «специалистка» получила явное доказательство того, что «в этой семье что-то неладно», как всегда, подобно почти всем своим собратьям, с легкостью поставив в вину людям, которых погубила, свои же злодейства. Тогда с мальчиком поступили просто. Летом его выслали в «коррекционно-оздоровительный лагерь», а против Валохина-старшего возбудили сразу несколько уголовных дел. За те два месяца, что Сергей находился в лагере, фирма Валохина была разорена, он сам — вынужден скрыться. Тогда и позже он сделал несколько попыток вернуть сына тайно, но — ничего не получилось.

Когда Сережа вернулся домой, мама сказала ему те подлые слова, которые служат безотказным оружием в устах матерей: «Папа нас бросил!» Впрочем… за два месяца над Сережкой умело поработали, изменив его личность немногим меньше, чем личность матери. И он уже точно знал и сам, что отец был плохой…

А вот еще день семилетний первоклашка Сережа запомнил отлично. Смысла происходящего — толпа, солнце, камеры, музыка, лозунги, флаги, речи — он не очень понимал. Но врезалась в память куча игрушечного оружия на асфальте, рука мамы на плече и ее уверенный голос, говоривший, что она, женщина и мать, понимает, что это — не игра, это важно и нужно, что большая жестокость начинается с маленького шага и они с Сережей (мама чуть подтолкнула сына вперед, к операторам с телевидения) пришли сюда, чтобы принять маленькое участие в Большом Детском Разоружении. Что она призывает всех матерей дать отпор играм и игрушкам, превращающим детей в убийц. Придвинулась камера…

— Мальчик улыбается нам в камеру, — зашаманил телеведущий, которого Сергей не видел за этим черным аппаратом. — Он счастлив, и рука его мамы, лежащая на плече, — лучшая защита и гарантия того, что этот ребенок никогда не возьмет в руки оружия. Ни игрушечного, ни настоящего!

Сергей и правда улыбался, а потом, как учила мама, громко, звонко крикнул: «Миру — мир!» — и бросил в общую кучу игрушечного оружия пистолет. И помахал рукой. Он не испытывал сожаления, расставаясь с игрушкой, — в войну играть ему не очень нравилось, мама, сколько он себя помнил, твердила, что такие игры — плохо, а маме он — росший уже больше года (страшно много времени для ребенка!) без отца — привык верить безоговорочно. Тем более что она обещала его сразу отсюда повести в «Макдоналдс»…

Ставшая служащей мэрии, Валохина-старшая была женщиной целеустремленной и решительной. Сын у нее учился хорошо — где не хватало знаний, помогали деньги или «политический капитал», — ее положение, участие Сергея чуть ли не с четвертого класса в совете школьного самоуправления, курирование Валохиной городских отделений программ «Дети без границ» и «Большое Детское Разоружение»… Сергей рос в полном достатке, лето проходило в поездках за границу или модных лагерях-сборах, и — что самое интересное (а кое-кто сказал бы — дикое и жуткое) — мальчик на самом деле испытывал к оружию стойкую неприязнь. Он сам себе в этом не признавался, потому что не осознавал этого, пожалуй, но отказ от оружия навсегда ассоциировался у него с праздником, весельем и вкусом гамбургеров и колы… Холеный, крепкий (спортом — только не грубым, а развивающим тело и формирующим правильную фигуру, — он не пренебрегал никогда), Сергей уже в одиннадцать лет был мечтой девчонок и любимчиком многих учителей… кроме пары ретроградов, которых из школы вскоре выжили. А впереди маячили вуз и должность. Сперва, конечно, не очень большая, но…

Когда началась война, первоначально в жизни Валохиных ничего не изменилось. Скорей наоборот — Сергею было все равно, а Валохина подумывала, что после неизбежного проигрыша замшелой РФ новые хозяева будут нуждаться в верных… нет, не слугах, не может же быть при демократии слуг — помощниках и сотрудниках!

Но так было лишь первоначально. А потом все поменялось резко.

Хваткая дура, каковой была Валохина-старшая, сделалась просто не нужна в мире после короткого обмена ударами. Она не знала, что такова судьба всех предателей. Потому что не понимала слова «предатель» и никогда не думала, что делает нечто предательское. Сперва исчезла служба, а потом почти сразу, не успели Валохины опомниться, их выкинули в «социальное жилье» из трехкомнатной «мэрской» квартиры улучшенной планировки — на 16 квадратов с совмещенным санузлом и кухонным закутком. Драться за жизнь по-настоящему не умели ни мать, ни сын. И зарабатывать — хотя бы спекуляцией, но реальной, вещами, с риском — тоже. Впрочем, ни оголодать, ни обнищать по-настоящему Валохины не успели…