Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Майор Георге Берзеску, так же как и Т. Дрэгулеску, получил через полковника И. Мынекуцэ приказ генерала И. Топора об очистке территории, но, в отличие от Т. Дрэгулеску, он не спустил его вниз по иерархической лестнице своим подчиненным. В результате на подконтрольной ему территории этот приказ не имел никаких последствий. По имеющимся данным, ни один жандармский пост под его началом не участвовал в расстрелах евреев в июле – августе 1941 г., хотя жандармы арестовывали и избивали советских активистов[647]. Своим поведением жандармы Г. Берзеску отличались не только от подчиненных Т. Дрэгулеску, но и от жандармов соседнего Черновицкого уезда, где командиром легиона был майор Константин Чикендел. Документы советской Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию военных преступлений нацистов и их приспешников (ЧГК) указывают на то, что подчиненные Чикендела в июле – августе 1941 г. убили десятки, а может быть, даже сотни евреев и многих советских активистов, хотя самые большие массовые убийства в этом уезде были совершены румынской и немецкой армиями[648].

Существенные различия между ходом и результатами операций по зачистке от евреев Бессарабии и северной Буковины, а также между разными уездами северной Буковины указывают на то, что хотя инициатива и приказ исходили сверху, масштаб и интенсивность операции зависели от готовности офицеров среднего звена ревностно его исполнить.

9.3. Север Буковины: румыны, украинцы, немцы – и евреи

Румыны не были единственной силой, участвовавшей в очищении провинций от евреев летом 1941 г. В северной Буковине, где существовало сильное и хорошо организованное украинское националистическое движение, они соперничали с Организацией украинских националистов (ОУН)[649]. По утверждению немецкой исследовательницы Марианы Хаусляйтнер, румынские власти в межвоенной Буковине относились к украинцам со стойким подозрением и держали их под жестким полицейским и жандармским контролем. Дело было в том, что украинские националисты считали Буковину составной частью «украинских территорий» и в конце 1918 г. попытались присоединить северную часть Буковины, где украинцы составляли большинство, к независимой Украине, зажатой как в тисках между красными и белыми в ходе Гражданской войны на территории бывшей Российской империи. Только введение регулярных войск в Буковину позволило румынам подавить украинское националистическое движение в провинции[650]. Хотя украинцы Буковины в 1920-е гг. поддерживали румынские умеренные и демократические силы, например Социал-демократическую партию, в конце 1930-х гг. они оказались под сильным влиянием украинского национализма. Это было особенно характерно для молодого поколения, активисты которого действовали в тесном сотрудничестве с националистическими украинскими лидерами соседней Галиции[651]. По недавнему утверждению Джона-Пола Химки (John-Paul Himka), в конце 1930-х гг. украинское националистическое движение в Галиции претерпело сильную радикализацию, перейдя на позиции национальной исключительности в господствовавшем на тот момент в Центральной Европе духе:

Лексика [галицийских националистов] стала более агрессивной, идеология стала более агрессивной, более агрессивной стала политическая практика. Многие импульсы, подталкивавшие украинских националистов в межвоенной Галиции, были теми, которыми руководствовались члены Железной гвардии в Румынии и усташи в Югославии[652].

Идеологическая трансформация произошла и в рядах украинских националистов Буковины, которые с конца 1930-х гг. посвятили себя идеалу Украины как этнически чистого государства[653].