После очищения провинций от евреев власти первым делом постарались забыть сами и заставить забыть других о том, что произошло с их жертвами. С этой целью в официальных заявлениях они регулярно прибегали к использованию эвфемизмов вроде: «в настоящее время в селах не имеется ни одного еврея», или: «после освобождения не было найдено большей части евреев, которые ушли [на восток] вместе со своими товарищами по грабежу, убийствам и порабощению мира», или: «еврейский вопрос» нашел свое «спонтанное и естественное решение» «вследствие отступления вместе с большевистскими войсками большинства еврейского населения», или просто: «евреи ушли»[868]
. Власти продолжали использовать эту лживую лексику в стиле, который вполне можно назвать оруэлловским, даже после того, как сам И. Антонеску в октябре 1941 г. опубликовал свой ответ на меморандум бывшего председателя Федерации союзов еврейских общин Вильгельма Фильдермана, протестовавшего против депортации евреев из провинций. В нем Кондукэтор раскрыл румынской публике тот факт, что евреи из этих двух провинций были «переведены в гетто, подготовленные для них на Буге»[869].Фотография любезно предоставлена Даном Бериндеем
Ошеломляющее сообщение И. Антонеску относилось к депортациям. В том же, что касается кампании массовых убийств в июле – августе 1941 г., молчание прессы и властей было полным. Но даже в этих условиях многие в Бухаресте получали информацию непосредственно от солдат и жандармов или других лиц, посещавших провинции. И вряд ли могло быть иначе, если принять во внимание масштабы «операций», число исполнителей и очевидцев. Так, живший в Бухаресте румынский писатель, ассимилированный еврей Михаил Себастьян записал в своем дневнике 21 и 22 августа 1941 г. историю о том, как его знакомый, лейтенант кавалерии Викки Гиллард, прибывший в Бухарест в краткосрочный отпуск, рассказывал о массовых убийствах евреев в Бессарабии и за Днестром: «Многие сотни, тысячи расстрелянных евреев. Он, простой лейтенант, мог убить или приказать убить сколько угодно евреев. Шофер, который привез его из Ясс, расстрелял четверых»[870]
. Другой румынский писатель еврейского происхождения, Эмиль Дориан чуть позже, в конце ноября – начале декабря того же года, записал свои беседы с Георге Брэтиану и Михаем Раля, которые говорили о массовых убийствах евреев в Бессарабии и Буковине как о чем-то общеизвестном[871]. Раля, в частности, «рассказывал о подробностях убийств в Бессарабии и Буковине, настолько ужасных, – писал Дориан, – что, когда это слышишь, тебя охватывает дрожь»[872].Лидеры Национал-царанистской партии были осведомлены о массовых убийствах в Бессарабии и Буковине не позднее начала осени 1941 г., поскольку 10 сентября, на организационном заседании партии в Бухаресте, этот вопрос уже рассматривался. Но при всем этом члены руководства, поднявшие вопрос «о массовых убийствах еврейского населения, совершённых румынско-немецкими войсками», настаивали на том, что «евреи сами признают, что ужасы, совершенные в Яссах и Кишинёве, – дело рук только немецких войск и что румынские войска в них не участвовали». Вопреки очевидной противоречивости данных заявлений, собравшиеся склонны были верить в невиновность румынских войск, как это делали лидеры партии за два месяца до того, когда они предпочли свалить вину за Ясский погром на немецких солдат[873]
. Когда позже в том же году партия получила информацию о депортациях евреев из Бессарабии и Буковины в Транснистрию, бюро единогласно заняло позицию осуждения этой политики, но некоторые из его членов выражали сомнения – в частности вице-председатель Ион Михалаке, который вскоре отправился добровольцем на фронт[874]. Хотя другие вице-председатели, Иоан Худицэ и Николае Лупу, твердо осудили депортации и преследования евреев вообще, личный друг И. Худицэ, предприниматель Константин Михэеску, который оказывал НЦП финансовую поддержку, выразился в том смысле, что «„в определенной мере” эти репрессии объяснимы»[875]. В партийных организациях Бессарабии и Буковины мнения также разделились: некоторые лидеры также проявили больше сострадания к евреям, чем другие[876].Поэтому неудивительно, что 19 января 1942 г. партия вместе с лидером Национально-либеральной партии Дину Брэтиану протестовала перед Ионом Антонеску против «достойных осуждения эксцессов против евреев», но сделано это было несколько двусмысленно, с оговоркой, что эти эксцессы «были совершены или, возможно, инспирированы немцами»[877]
. Нам ничего не остается, кроме как сделать вывод, что при слабом сопротивлении со стороны неопределившейся политической оппозиции И. Антонеску было легко продолжать свой чудовищный эксперимент в восточных провинциях. Хотя оппозиция могла легко получить достоверную информацию о том, что там происходило, она предпочитала этого не делать, чтобы не оказаться уж слишком тесно вовлеченной в защиту изолированного и непопулярного меньшинства.