Другая сфера, в которой ГСРКИ развернул бурную деятельность, но не добился какого-либо заметного успеха, была так называемая «борьба против сокрытия еврейских интересов». Правительство подозревало, что некоторые владельцы-евреи, напуганные перспективой возможной экспроприации и «эффективной румынизации», устраивали фиктивную продажу своей собственности этническим румынам, с которыми вступали в тайный сговор, согласно которому за определенное вознаграждение бывшие владельцы продолжали на практике контролировать свою собственность и получать причитающуюся прибыль. Вследствие этого 12 марта 1942 г. был принят Закон № 196, по которому все евреи, а также все экономические агенты, в которых евреям принадлежало 25 % и более активов, при отчуждении любым способом недвижимого имущества, промышленных предприятий, коммерческих фондов, акций и т. д., так же как и все физические и юридические лица, которые приобрели у них соответствующую собственность после 6 сентября 1940 г., должны были представить формальные декларации в специальную комиссию ГСРКИ, которая удостоверила бы подлинность заключенного контракта. Если обе стороны или участвовавший в сделке еврей заявляли, что сделка фиктивная, собственность должна была быть возвращена реальному владельцу, т. е. еврею. Но если обе стороны утверждали, что сделка подлинная, а комиссия устанавливала обратное, или если еврей настаивал на подлинности сделки, а покупатель утверждал обратное, и комиссия подтверждала правоту покупателя, имущество подлежало конфискации государством. Закон предусматривал суровые наказания для укрывателей еврейских интересов[905]
.Целью закона было обеспечение более широкого контроля государства над еврейской собственностью. Закон поощрял честное участие евреев в процессе верификации: заявляя о фиктивности сделки, еврей мог получить обратно свое имущество, за исключением тех случаев, когда оно входило в категории, подлежащие конфискации по положениям других законов о румынизации имуществ, как, например, городские жилища. С другой стороны, закон угрожал евреям конфискацией «утаенного» имущества, если они скрывали фиктивность сделки, а комиссии удавалось доказать ее фиктивный характер. Но в том случае, когда обе стороны продолжали настаивать на подлинности сделки, проверка обычно прекращалась, поскольку доказать обратное было очень трудно. В одном из таких исключительных случаев, который произошел в ноябре 1943 г., комиссия ГСРКИ распорядилась конфисковать предприятие скобяных изделий на том основании, что его новый хозяин, румын по происхождению, в управлении предприятием фактически не участвовал и не мог ответить на простые вопросы относительно его функционирования[906]
. В большинстве же случаев – свыше 90 %, – когда сделка объявлялась недействительной, решение основывалось на заявлениях вовлеченных сторон, и таким образом не приводило к конфискации соответствующего имущества. До августа 1943 г. специальные комиссии ГСРКИ провели проверку 57502 транзакций, которые привели к конфискации девяти зданий, 23 коммерческих предприятий (по сути мелких лавок), семи грузовиков и пакета биржевых акций[907]. Очевидно, что прогресс румынизации был не слишком впечатляющим.Многие этнические румыны, в большинстве своем ремесленники и владельцы магазинов, которые рассчитывали поживиться в результате антисемитских экспроприаций и конфискаций, были разочарованы. В своих обращениях в ГСРКИ они требовали, чтобы различные еврейские предприятия были проданы им по ценам ниже рыночных или же предоставлены в аренду на льготных условиях. В одном из таких случаев румынский владелец типографии Михаил Велчану из города Бокша-Монтана в Банате просил, чтобы ему «передали» наборную машину из соседней еврейской типографии, поскольку он был не в состоянии себе таковую приобрести. В ответ, как и во всех подобных случаях, ГСРКИ объяснил, что нет никаких законных оснований для удовлетворения его просьбы, и посоветовал автору обращения заключить с еврейскими владельцами контракт о покупке[908]
. В 1942 г., как бы отвечая на обвинения в недостатке воли при проведении румынизации, Т. Драгош признал в своей брошюре, что «в целом радикальных мер в области экономики до сих пор не было принято». Как бы оправдываясь, он добавил, что «экономические законы» требовали сохранения «стабильности и непрерывности» и что нельзя было не учитывать «требования производства для нужд войны». Но правительство, уверял он своих читателей, примет своевременное решение «об углублении румынизации» в подходящий момент[909].