Ограниченное время, которым располагали переписчики, так же как и то обстоятельство, что им пришлось работать в непривычной для них культурной среде, вынудили их использовать упрощенные и сомнительные с профессиональной точки зрения методы идентификации этнических румын, известных в регионе под именем молдаван. Переписчики опрашивали не всех жителей региона, а лишь тех, которые сами заявили о себе как о молдаванах и откликались на призыв пройти регистрацию; реже опрашивали тех, которые были идентифицированы как таковые информаторами. Чтобы побудить молдаван регистрироваться, переписчики получили в свое распоряжение 35 тыс. «подарочных пакетов» от возглавлявшейся женой Кондукэтора Марией Антонеску благотворительной организации «Попечительский совет социального действия». Пакет содержал два килограмма соли, один килограмм мыла, десять коробок спичек, и три пачки табака, к которым прибавлялось полкилограмма сахара для семей с малолетними детьми – все эти товары представляли большую ценность в разрушенном войной регионе. Однако не все лица, заявившие о своей молдавской идентичности, зарегистрировались как таковые, а лишь те, кто либо владел молдавским языком (по сути диалектом румынского с многочисленными славянскими заимствованиями), либо имел созвучные румынским, пусть и славянизированные, фамилии. В особой графе отмечался уровень владения молдавским языком. Вместе с пакетом каждый зарегистрированный молдаванин получал пропагандистскую листовку за подписью Иона Антонеску и короля Михая на румынском языке, но на привычном для местных молдаван кириллическом алфавите. В Транснистрии переписчики должны были информировать регистрировавшихся о том, что регистрация проводится с конечной целью их «репатриации», но на территории восточнее Южного Буга такое информирование было запрещено. Переписчики также должны были докладывать властям о «политических настроениях» в тех населенных пунктах, где были зарегистрированы молдаване[1216]
.Хотя позднее сотрудники Мануилэ настаивали на том, что перепись носила чисто «научный» и «объективный» характер, распространение подарков и материалов пропагандистского толка тесно увязало это мероприятие с политикой и целями властей. Более того, принявшие подарки местные жители автоматически становились подозрительными в глазах советских властей и их агентов на оккупированных территориях – очевидный, казалось бы, факт для Г. Шталя, А. Голопенции и их сотрудников, который они предпочли проигнорировать[1217]
.Данные, собранные в ходе этих исследований, должно быть, разочаровали И. Антонеску и других националистов. Во-первых, на восточных территориях было обнаружено существенно меньше молдаван, чем рассчитывали найти румыны: около 200 тыс. человек в Транснистрии и 120 тыс. человек восточнее Буга вместо 1,2 млн, как утверждали беженцы из-за Днестра. Эти выводы практически подтвердили правильность советской переписи 1926 г.[1218]
Во-вторых, уровень «национального самосознания» большинства восточных румын был настолько низок, что их не интересовала собственная этничность, а идея, что румыны были их «братьями», и вообще была им чужда. Красноречивыми были выводы, сделанные студентами Д. Густи в молдавском заднестровском селе Валя-Хоцулуй (ныне Долинское, Ананьевского района Одесской области). Следует заметить, что они выбрали для монографического исследования именно это село вследствие его «чисто молдавского» (т. е. без примеси жителей иной национальности) характера: это давало основания предполагать, что уровень национального самосознания тамошних молдаван был выше, чем у жителей других населенных пунктов. Суммируя их наблюдения, социолог П. Михэйлеску писал:
Молдаванин из Валя-Хоцулуй – это «молдаванин из Валя-Хоцулуй», а не «молдаванин из Транснистрии», и даже не «молдаванин», и тем более не «румын». <…> Единственная этническая группа, отдельность которой люди из Валя-Хоцулуй живо себе представляют, – это евреи. Эту этническую группу они недолюбливают за определенные качества, которые они приписывают этой нации. <…> Помимо этой этнической группы, четко и ясно отраженной в сознании людей, любое основанное на этничности различие воспринимается как нечто сугубо внешнее.