Подобно другим планам этнической чистки, разработанным в период диктатуры И. Антонеску, план ГСРКИ так и не был осуществлен. Хотя в конце февраля 1943 г. под давлением армии И. Антонеску утвердил немедленное (т. е. не дожидаясь «эвакуации» всех этнических меньшинств) расселение 15720 ветеранов войны на «освобожденных» 315 152 га в Бессарабии и назначил начало операции на 1 апреля 1943 г., похоже, приказ был в скором времени отозван, поскольку архивы не сохранили свидетельств принятых в этом направлении мер (документы, проясняющие непосредственные причины такого решения, также не найдены).
Что касается перемещения этнических румын, проживавших к востоку от Днестра, в Бессарабию и в Буковину, то очевидно, что Ион Антонеску прочел отчеты румынских исследователей, отмечавших низкий уровень национального самосознания у восточных румын, и согласился с ними. Он почти дословно повторил их выводы, когда отклонил предложение Антона Голопенции от мая 1943 г. о немедленной «репатриации» восточных румын. Те же самые аргументы Кондукэтор привел на заседании Совета министров 16–17 ноября, когда отклонил план обмена населением, поддержанный возглавляемой Михаем Антонеску межведомственной комиссией. По иронии судьбы, в этом случае упрямство и подозрительность Кондукэтора уберегли сотни тысяч людей от напрасных страданий.
Глава 18
Пусть уезжают, но не возвращаются
Выступая на заседании Совета министров 26 февраля 1942 г., Ион Антонеску сказал: «В моих интересах и интересах страны позволить всем, кто хочет, уехать, потому что я хочу воссоздать чистоту массы Румынского Народа и частым гребнем вычесать всех чужаков из Румынского Государства»[1267]
. Хотя это было сказано в связи с частной ситуацией «эвакуации» расселенных советскими властями в Бессарабии поляков и украинцев, эта декларация – более общий аспект «политики населения» режима, который состоял в том, чтобы облегчить выезд из Румынии «этнических чужаков» с последующим запретом на их возвращение. Эта политика проводилась скрытно, поспешно, административными методами при отсутствии законодательной базы, т. е. была, как показало исследование ГСРКИ от 1 августа 1942 г., незаконной[1268]. Тем не менее она проводилась неустанно даже в тех случаях, когда ее мелочная подлость становилась смешной. Ее преимущество было в том, что она не требовала длительных и сложных переговоров и, поскольку проводилась втайне, не навлекала на Румынию обвинений в варварском обращении с меньшинствами. Рассмотрим вкратце, как эта политика проводилась на практике.Получив 17 февраля 1942 г. донесение, что группа молодых мадьяр из румынской части Трансильвании, уклоняясь от призыва в румынскую армию, нелегально перешла границу с Венгрией, Ион Антонеску наложил следующую резолюцию: «Оставьте их в покое. Кто уходит, тот больше не вернется. Если вернутся, обращаться по закону [как с дезертирами]». И несколькими днями позже, на докладе о том, что мадьярские ирредентисты начали подговаривать молодых этнических венгров бежать в Венгрию, он написал: «Очень хорошо»[1269]
. Те же слова были написаны на донесении ССИ от 23 марта 1943 г. о побеге группы болгарских студентов в Болгарию, с добавлением: «Обратно, однако, не принимать»[1270]. Молодым украинцам из северной Буковины и с севера Бессарабии, желающим примкнуть к боевым отрядам ОУНовцев, разрешалось беспрепятственно перейти границу в Галицию, где немцы собирались их использовать против советских войск и партизан; при этом они лишались румынского гражданства[1271]. Этническим румынам из Бессарабии и северной Буковины, которые во время советской оккупации добровольно (в поисках работы) или принудительно покинули провинции и перебрались в глубь советской территории, либо, будучи призваны в ряды Красной армии, дезертировали или попали в плен, было разрешено, хоть и после тщательного отбора, вернуться на родину, но этой возможности были лишены румынские граждане нерумынской национальности с этих территорий, оказавшиеся в аналогичной ситуации. Эти люди были лишены румынского гражданства и отправлены в Транснистрию, где проживали под жандармским надзором[1272]. Этническим немцам, эвакуированным осенью 1940 г., изъявившим желание вернуться, за малыми исключениями также было отказано в разрешении, а этническим украинцам, ушедшим вместе с немцами в 1940 г. из-за страха перед советскими репрессиями, было запрещено возвращаться безо всяких исключений[1273].