Очки Гудвина

Да, один, и что? Сейчас это обычное дело. А уж у артистического люда сплошь и рядом. Но не то, что Хрякин подчеркнул своим вопросом его одиночество, раздосадовало его почему-то совсем другое. Кольнуло ревнивое чувство, которому Птахин и сам удивился, – они-то, выходит, всё ещё вместе? Кто бы мог подумать, что так долго будут тянуть одну семейную повозку! Варвара, значит, оказалась верной женой. Не разбежались. Это было удивительно, учитывая вздорный хрякинский характер. Ну да и что из этого? Какое ему дело до их семейной жизни? Ну, вместе. Делов-то. И вместе невысоко взлетели. Уроки музыки, работа в кафе. Наверное, официантом каким-нибудь или полы моет. Стоило ради этого переться за океан! Впрочем, Хрякин никогда большим умом не отличался, а чтобы в чужой стране найти хорошую работу, нужно хотя бы язык на приличном уровне освоить. Вряд ли Хрякину это удалось. А вот он зря времени не терял, и кое-чего достиг. Во всяком случае, в кафе не работает. От этой мысли настроение у Вадима Петровича снова улучшилось.

– А сейчас ты не на работе, случайно? Не отвлекаю?

– Да нет. Сегодня там сын делами заправляет.

– Чем же он там заправляет? – снисходительно улыбнулся Вадим Петрович. – Полы натирает?

– Бывает, что и полы натирает, – согласно откликнулся телефон. – Говорю же, кафе у нас, при спортивном клубе. Давай я тебе фотку сброшу, посмотришь.

– Да не надо, – начал было Вадим Петрович, но Хрякин всё же отправил.

И Вадим Петрович увидел на экране своего смартфона мужика в бейсболке, стоявшего на фоне стеклянной двери, на которой был нарисована морда волка и написано название кафе. Он хотел было поинтересоваться, что за мужик, – на молодого хрякинского сына тот однозначно не тянул, – как вдруг понял, что это Хрякин, собственной персоной. Тот самый Вовка Хрякин, которого он помнил круглолицым и толстым, за прошедшие с последней встречи годы сильно переменился. Он как будто приобрёл новое тело. Но не раздобрел, как Птахин, а наоборот, стал поджарым и от этого, видимо, казался теперь выше ростом.

– А ты неплохо сохранился, – непроизвольно вырвалось у Вадима Петровича. – Похудел. А меня вот распирает…

– Ну, так ведь приходиться крутиться! Варька кафе не занимается, говорит, это не для неё. Так что всё на мне. Продуктами обеспечь, за персоналом присмотри, за стойкой иной раз целый день, да и уборка, полы, по твоему выражению, тоже приходится натирать. Я и бухгалтерию сам веду. Но сегодня у меня выходной.

– Ясно, – пробормотал Вадим Петрович, чувствуя, что почему-то снова попал впросак. – И чем занимаешься в свой выходной?

– C внучкой гуляю.

– В такую-то рань?

– Это у вас там рань, а у нас вечер уже! – засмеялся Хрякин и загугукал.

Ясно было, что это ласковое гудение к Вадиму Петровичу никакого отношения не имело.

– И сколько внучке твоей? – задал он последний вопрос, прежде чем окончательно раcпрощаться.

– 

Год скоро, – с гордостью сообщил Хрякин. – На Варьку в юности похожа. Глаза такие же. Оленьи…

РАССКАЗЫ

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС

Не иначе – автобус. Ага, он, долгожданный. Костя Бутейкин с трудом разлепил веки и, напрягая зрение, начал вглядываться в темные кусты, скрывавшие поворот дороги. Рокот мотора становился все отчетливее. Точно, автобус. Бутейкин оторвал непослушное тело от скамьи и, пошатываясь, кое-как принял вертикальное положение. Его знобило, прямо-таки вымораживало. Плотно сцепил зубы, чтобы не стучали. Пить надо меньше, произнесла бы классическую фразу жена, увидь она Бутейкина в таком состоянии. Он даже услышал ее голос, отчетливо, презрительно выговаривающий каждое слово… Бр-рр! Слава Богу, жена уже в прошлом, ушла полгода назад к матери, забрав Димку и два чемодана с тряпками. Ушла! Еще пожалеет. Пусть попробует прожить на свою библиотекарскую зарплату – на колготки не хватит. Прискачет!

Но пить и в самом деле надо меньше. Перестали в нем срабатывать внутренние тормоза – из-за Иркиного ухода, что ли? Раньше он точно знал, когда накрыть рюмку рукой: все, братцы, предел. А сегодня пил без пределов. Сколько же они употребили? Он принес бутылку белой и коньяк: как-никак только вернулся из рейса, сошел, как говорится, на берег, следовало отметить. Тем более, что дома, в пустой квартире, сидеть было просто невыносимо. Позвонил Кольке, тот с готовностью откликнулся, давай, говорит, к Климову, у него жена в командировке, там и сорганизуемся. Да. Значит, Колька приволок бутыль самогона, ну и Климов что-то там на стол поставил, тоже домашнего производства – то ли вино, то ли наливку. И было их, значит, пятеро. Две из многочисленных Колькиных подружек подскочили «на огонек». Одна была очень даже ничего: «Вы, конечно, женаты…». Глаза огромные, как у куклы, синие в черной кайме. «Уже свободен и еще свободен, – сострил он кокетливо. – А вы?» Пили за знакомство. Потом за более близкое знакомство. Которое тут же и состоялось – в климовской спальне. Потом еще за что-то пили…

Что было дальше, Бутейкин не помнил.