Очки Гудвина

– Разумеется. Просто у меня что-то с глазами. Возможно, я ослеп… слепну от того, что вижу вас, – галантно начал Бутейкин, чувствуя в то же время, что если он сейчас, сию минуту, не сядет, так удачно начатое знакомство может обернуться конфузом на очередном повороте.

– Как вы попали сюда? – спросила девушка.

– Как и все. Сел на остановке. – Главное, держать равновесие. Равновесие, вот что главное.

– В этот автобус нельзя сесть на остановке.

– Но я-то сел? Ну, не сел еще пока, – Бутейкин оглянулся. – Мест вот нет. А сесть мне очень хочется, если говорить честно.

– Ваши часы идут, – шепотом произнесла девушка, не отрывая взгляда от циферблата его часов. – Вам надо выйти, уйти отсюда. И поскорее, пока двигаются стрелки ваших часов. Сделайте это немедленно.

– Что за чушь! Почему я должен выйти, да еще на полном ходу? Автобус-то не останавливается! И вообще, куда мы катим? – он поднял голову. – Почему не объявляют остановок, черт возьми! Какая следующая?

– Остановка по требованию. Не понимаю, как вы попали сюда, ваши часы идут! Вам надо немедленно выйти. Пока идут ваши часы – вы живы. А этот автобус… он развозит… если хотите, тени.

Бутейкин почувствовал, что трезвеет резко, внезапно.

– Какие тени? – грубо спросил он. – Это вы, что ли, тень?

– Все, кто сидит в этом автобусе – едут сниться. Они будут сниться в эту ночь тем, кто их когда-то знал. Некоторые ездят в этом автобусе раз в году, другие чаще. Я езжу каждую ночь, почти каждую ночь.

– И кому же снитесь вы? – Бутейкин старался говорить насмешливо, но голос у него отчего-то дрогнул, и «вы» он произнес почти шепотом. Но девушка расслышала.

– Мужу, – ответила она. – Он убил меня в первую ночь после свадьбы. Перепил, приревновал, знаете, как это бывает. Выбросил с девятого этажа. Я даже не успела раздеться, снять это платье. Он очень любил меня, и я снюсь ему почти каждую ночь.

– Значит, я тоже… снюсь?

– Я не знаю. Ваши часы идут… нет, смотрите, они останавливаются! Секундная стрелка уже замедляет ход. Поторопитесь, если можете!

Теряя равновесие, Бутейкин ринулся к двери.

– Откройте! Открой, ты, сукин сын! – заорал он, не узнавая собственного голоса, и всем телом навалился на дверцы. Они не поддавались. – Открой, гад!

Автобус мчался с умопомрачительной скоростью. В слабоосвещенном салоне едва белели безучастные лица. Ветер за стеклами все усиливался, пронзительный звук нарастал, болью отдаваясь в теле Бутейкина. Туман за стеклами становился гуще, начал просачиваться внутрь. Бутейкин почувствовал, что задыхается. Собрав последние силы, он всем телом ударил по половинке автобусной двери, она подалась, щель сделалась шире…

Пожилой врач повернулся к окошечку, соединявшему водительскую кабину

с салоном «скорой».

– Быстрее, Вася, гони, пульса почти нет!

С мигалкой и сиреной «скорая» мчалась по проспекту.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Так это и есть та самая дверь?

– Та самая, – закивал Толстяк.

– В детстве я много читал всякой ерунды о таких вот, якобы, волшебных дверях.

– Ну и что из того?

– Да обман все это.

– Но это, правда, та самая дверь.

– Тебето откуда это известно, если ты и за ручку-то боишься взяться? Подойди и открой, а я отсюда погляжу, что там.

Толстяк покачал головой.

– Мне нельзя. Ты сам проверь.

Дверь как дверь – ничего особенного. Подделка под дерево – на самом деле, внутри она, скорее всего, картонная. Такая дверь может вести в какую-нибудь стандартную, заурядную квартиру в дешевом доме, в каких он никогда не жил. Или в заурядную, неважно обставленную комнату в этой квартире. Или на кухню с допотопной газовой колонкой; в центре – голый стол и четыре стула, покрытых белым, больничного цвета, пластиком, старые кастрюли и цветной сервиз из фальшивого фарфора… Господи, зачем я здесь? Поверил в сказку, как последний идиот!

Этот тип тоже хорош – привязался как репей. Ну и рожа, только в самой распоследней забегаловке и встретишь такую. Кстати, как я туда попал? Мне же было дано строжайшее предписание не покидать своего дома до вынесения приговора! Как я мог его нарушить?! Значит, я все-таки ушел. Ушел. Но как я мог это сделать?! Не помню, почему и как я вышел из дома… ничего не помню.

– Ну, чего мнешься? Открывай дверь и вперед. Нет, погоди. Стой, ты же еще не заплатил мне. Уговор дороже денег, а ты – ты мне деньги и обещал! Заплати сначала, а потом и…

– Но где гарантии?

– Во, дает! Гарантии ему! Да гарантии, – Толстяк оценивающе оглядел меня с головы до ног, – они, если хочешь знать, гарантии твои, в тебе самом. То есть, я хочу сказать, они у тебя вот тут.

Он поднял большой толстый палец и постучал себя по лбу.