Очки Гудвина

Ну да, конечно. Я так и знал. Знал, что он выдаст мне в ответ что-нибудь такое, туманно-невразумительное. Я даже не обиделся. Мне снова стало как-то скучно. И одиноко. Одиночество – вот мой крест. Но нести его уже недолго. Я нарушил предписание – покинул дом, и меня, наверное, уже разыскивают по всему городу. И, можете быть уверены, скоро найдут. К совершенному мною, видит Бог, непреднамеренно, преступлению добавляется сознательное бегство. Но, как учат старые книги, невозможно избежать возмездия за содеянное. Рано или поздно все кончается.

Но как я мог уйти из дому? Я, такой дисциплинированный человек, воспитанный многими годами государственной службы? Когда, в какой момент я принял это невероятное решение? Не в те ли минуты, когда сквозь окна смотрел на праздничный новогодний фейерверк, сидя, как всегда, совсем один в своем роскошном особняке? Тогда я вдруг ощутил такое одиночество, что не окажись под рукой бутылки, просто завыл бы, как собака, потерявшая хозяина. А что было потом, не помню, ничего не помню, как будто выключили сознание.

– Ну что, будешь платить?

В голосе Толстяка нетерпение.

Он устал меня уговаривать. Похоже, он устал со мной возиться, но, вероятно, он совсем на мели, если не может вот так уйти, бросив меня одного в этой конуре. Надеется заполучить на выпивку. И просит-то сущий пустяк. Даже если т а м ничего не окажется, я не много потеряю. Две-три монеты и еще одну иллюзию, эту игрушку для загнанного в угол сознания.

Никогда не думал, что может быть скучно и страшно в одно и то же время. Мне скучно, поскольку я знаю почти наверняка, что за дверью, в лучшем случае, живет дешевая проститутка, знакомая этого забулдыги. В худшем – какие-нибудь веселые дружки, которые помогают ему в его маленьком бизнесе по вымоганию денег у опустившихся, отчаявшихся людишек, случайно забредших в придорожную пивнушку. Но как ловко придумано – ведь каждый готов заплатить немного за Мечту.

А страшно мне от того, что там может никого не оказаться. Ни–ко–го, ни проститутки, ни бандитов. Скорее всего, за этой дверью никого и ничего нет. Пустая, брошенная квартира. Таких сейчас много. Их не продать. И не сдать. Их нет смысла ремонтировать, поскольку в таких районах приличные люди не селятся. Ничейный дом. Пустой. Как и мой… Правда, мой расположен в очень дорогом районе. Но это не меняет дела. Открываешь дверь в одну комнату, – никого. Открываешь во вторую, – никого, в третью – и там ни души. Это-то и страшно. Наверное, поэтому я и ушел. Бывают минуты, когда невозможно оставаться одному. Как сейчас. Даже общество этого Толстяка лучше, чем одиночество.

– Ну? – Толстяк жалобно буравил меня своими маленькими глазками.

– Погоди. Хочу сосредоточиться. – Я тянул время.

– Это ничего не даст, сосредотачивайся – не сосредотачивайся. – Он махнул рукой и сплюнул на грязный пол. – Тут смелость не нужна. Толкни дверь – вот и все дела. Чего ты боишься?

Таким образом он меня подбадривал, подталкивал, отрабатывал свои монеты, которые очень хотел заполучить побыстрее. На лице у него все явственнее проступало нетерпение, даже недовольство – жажда томила, а клиент попался несговорчивый. Получишь, получишь ты свои жалкие гроши, потерпи еще немного. Мне надо было выговориться.

– Понимаешь, я слишком долго жил один, вообще один, – сказал я. – Последний десяток лет я даже Новый год всегда встречал один. То есть, я его никогда не встречаю. Просто ложусь спать. Вообще-то, я немного пью, но новогодним вечером позволяю себе немного расслабиться и выпиваю. Один. И – спать. А тут почему-то решил выйти, выпил, наверное, больше, чем следовало. Наверное, много выпил…

– Так это же самое правильное! – подхватил Толстяк, оживляясь.

Видимо, мысль о том, что он вот-вот примет горячительного его взбудоражила.

– Остальное ерунда! Не в счет все остальное! Ну, телевизор, гости… Кто гости-то? Да все те же рожи, что и каждый день! Жена, сосед, опять же со своей женой. Брат с женой. Дочка с мужем. Тетки родные и двоюродные. Да я их круглый год вижу! Вот они где у меня – прям кость поперек горла. Всем подарки вынь, да положь. Эх, знал бы ты, что такое большая родня! Это погибель! Всем им чего-то надо, всем помоги – а из чего? Как? – никого это не интересует. Должен! Должен, и все тут! Сдохнуть можно от напряжения, для них стараясь. И виселицы не надо. А жена у меня… не буду даже рассказывать. Только и отдохнешь, когда она и матушка ее к телевизору прилипнут – шоу какого-нибудь Бенни-придурка смотреть. А у тебя, что, и вправду никого?

– Никого. Родители погибли, когда мне…

– Да ты просто счастливый человек! Ты не знаешь, что такое жена, – огромное тело Толстяка содрогнулось и он боязливо оглянулся. – Это такое…

– Я всегда жил один. Много лет проработал в отделе, где полно людей. Только я никого не знаю. Так, мельтешат какие-то лица, кто-то кланяется. «Добрый день, мистер Эн», «Как дела, мистер Эн?», «Все ОК, мистер Эн»… Но по-настоящему, никому ни до кого никакого дела нет. Кружат, мелькают, улыбаются… А что там, за фасадом?