Очки Гудвина

Можно включить видеоканал и тогда одна, две, три стены, а то и вся поверхность скафариума к вашим услугам. Можно превратить скафариум в театральную ложу и смотреть спектакль с участием давно умерших гениев сцены, рассматривать женщин, сидящих в зрительном зале, даже слышать их смех в антракте, даже рядом стоять, если забыть, что это… А можно создать другую иллюзию – иллюзию движения в автомобиле, нестись по хайвеям конца двадцатого века. «Сесть» в допотопный самолет. Можно превратить скафариум в батискаф и медленно погружаться в морские пучины, разглядывая обитателей океанических глубин. Можно «стать астронавтом» и очутиться в кабине космолета, летящего к таинственным созвездиям, за прозрачными стенами будет полная тишина, космический мрак и свет далеких звезд. Переключиться на программу последних новостей – польется музыка, зазвучит малопонятная речь его, Антона, потомков. Впрочем, нет, не его, других…

Возникнет иллюзия жизни.

Какое точное определение – ил–лю–зи–я.

Антон с отвращением швырнул на пол сенсонит. Он – уникум. И еще одна жертва скафариума. Его изучают – беспрецедентный случай в мировой практике! Человек добровольно пожелал покинуть породивший его век. Его показывали в «Последних новостях». Как жалок он в своей одежде, с пугливым видом озирающий стены своего нового жилища! Как бессвязна его речь – почти ничего не может он рассказать о своих современниках. И неудивительно – он их просто не знал. Как не знает никого и сейчас. Так какая разница между маленькой комнаткой добровольного затворника тогда и такой же по размерам, разве только именуемой по-другому – скафариумом – сейчас? И ради этого кусочка пространства, отгороженного толстым изоляционным слоем от вредоносной поверхности Земли, он отказался от времени, где каждая минута могла быть наполнена радостью живого общения с близкими? Где сияло яркое солнце и дул настоящий ветер, ничего общего не имеющий с ровным гудением сенсоустройства? От…

Двести двадцать лет в этой камере? Копилка обернулась ловушкой. Он сам загнал себя в нее. Двести двадцать лет. И все иллюзии, все отражения существовавшей когда-то жизни… И все это не имеет никакой цены. Суррогат жизни. Он не привык к заменителям.

Берег океана и смеющееся лицо Лены. Кромка песка, утрамбованного волной, шум и брызги волн. Каждый мускул поет, ощущая радость движения. Старинный дом, стены которого увиты плющом, столетнее каштановое дерево во дворе и тонкая фигурка сестры за стеклом террасы, поднявшая руку в прощальном движении. Хохочущие рожицы племянников, кувыркающихся в бассейне, зазывающие его искупаться. Невыносимо. Что еще он вытравил из своей памяти?

Где этот чертов сенсосинт? Кажется, он исполняет любые желания?

7

Эол вышел на террасу, где они всегда завтракали. В первых лучах солнца сад сверкал утренней росой. Лия уже ждала его за столом.

– Прекрасное утро.

– Как всегда, – откликнулась жена, наполняя тарелку фруктовым салатом. – Ты так и не рассказал вчера, как проходят исследования? Что нового сообщил последний пришелец?

– Не более интересен, чем все прочие. Разве что самый древний из них, – отшутился Эол. – Почти тысяча лет! Но выглядит очень неплохо.

– Тебе не кажется, что это как-то негуманно, даже жестоко – держать их взаперти, изолированными от общества? Скрывать от них правду?

– Лия, они опасны, как ты этого не понимаешь? Каждый несет печать своего времени. Большинство из них ленивы и непредсказуемы. Не смогли приспособиться к жизни в своем времени, не пожелали ничего сделать, чтобы улучшить условия существования на планете. Забыла, что понадобились столетия, чтобы возродить то, что они уничтожили своей жадностью и бесконечными войнами? У них нет ничего, что они могли бы предложить современному обществу. И ты хочешь, чтобы эти люди, с неуравновешенной психикой и неспособные ни к какому труду, свободно разгуливали повсюду? Это раса эгоистов и потребителей. Поверь, в скафариумах у них есть все, о чем они только могут мечтать. И главное, у них есть выбор. Стоит только нажать кнопку… но пока ни один из них не пожелал вернуться назад. Хватит о них. Лучше послушай, как птицы поют.

ШАНС

1

Он посмотрел на меня из–под устало опущенных век, и я понял – он оценил мой поступок.

Никто не должен останавливаться на скоростной дороге.

Останавливаться запрещено.

Тем более – возле машин из сектора А.

Для этого существуют спецслужбы.

А я остановился! Сам не знаю, как это получилось! Уже издалека увидел, что впереди машина чего–то не того… ну, еду следом и гадаю, с какой это радости он такие кренделя выписывает на скоростной–то трассе? Не знает, что ли, что эти парняги из дорожного патруля, как только это усекут, такой отбой дадут – не поздоровится! Как пить дать, штрафом не отделается.

У них обычно пара минут уходит на то, чтобы засечь мало-мальское дорожное нарушение, при их–то технике! А тут все нету их и нету…