Очки Гудвина

Как случилось, что она, любившая уют и красивые вещи, хозяйственная и умелая, живёт в этой убогой квартире с голыми стенами, покрытыми старыми ободранными обоями? Она, которая с детства мечтала о большой семье и уютной квартире, живёт как одинокая нищенка? За что ей всё это? Не слишком ли большая плата за юношескую любовь? Она с ненавистью посмотрела на мужа, который, не открывая глаз, елозил головой по маленькой подушечке–«думке», когда–то с любовью вышитой мамой и подаренной ей вместе с мебелью на свадьбу, и продолжал нести чушь своим лекторским, бархатным голосом.

– На самом деле то, что обыватели называют опьянением – это всего лишь одна из возможностей выскочить из «здесь» и «сейчас». Можно путешествовать вглубь себя, – и надо сказать, это довольно интересно, – но куда интереснее путешествие во времени. Раскрепощённость сознания позволяет совершать просто фантастические вещи. Тут главное, не пропустить нужный момент, момент, когда становишься свободным, по–настоящему свободным в выборе дальнейшего пути. Время не линейно, как думают некоторые зашоренные физики, оно многовариантно в каждой своей точке. И от того, что ты выбираешь, складывается цепочка всех последующих событий, твоё будущее. Точнее, один из вариантов будущего. Да–да, в отличие от многих, я могу оказаться в любой точке прошлого и, находясь там, повлиять на него. Пока меня останавливает лишь невозможность точно знать заранее, что получишь в итоге. Но я над этим работаю и когда-нибудь решусь на такой эксперимент. Думаю, если всё продумать и просчитать, то можно выбрать именно тот вариант, который приведёт к желаемому результату. Например, я cмогу изменить мир вокруг себя уже тем, что не пойду на тот чёртов день рождения, не увижу там тебя, не поддамся соблазну решить кое–какие проблемы, а вернусь назад с Машкой. Да, пожалуй, надо будет попробовать, к чему приведет этот вариант. Машка красавица и мы с ней…

Дрожа от гнева, она подошла к дивану и с силой рванула подушечку из–под его головы.

Глаза открылись, обдав её холодным презрением.

– Впрочем, о чём это я? Не мечите бисер перед свиньями. Тебе этого никогда не понять. Глубины космоса и тайны земные открываются лишь избранным, а ты даже до уровня среднеинтеллигентного человека не дотягиваешь. Твой ум не развит, мышление примитивно. На уровне этих дамских журналов с этими… как их… выкройками. Ты же ни одной умной книги не прочла. Курица.

Она всегда много читала, и он это прекрасно знал, но спорить с ним, когда он пребывал в таком состоянии, было бесполезно и даже опасно. Он всегда находил обидные слова, всегда знал, как побольнее укусить.

Бросай ты его, уговаривали подруги. Ну, что толку, что красивый. Ну, талантливый, ну, умный. А жизнь загубил. Ладно бы только свою, но и твою тоже. Они были правы. Ей же долгое время казалось, что она справится. Ведь он такой замечательный, когда держится. А он не будет держаться, если её не будет рядом, он сам это говорит. Когда трезвый. Он, когда трезвый, совсем другой, и признаёт, что алкоголизм это болезнь, и почти готов закодироваться. Он сделает это, как только они соберут нужную сумму для лечения. Говорят, в Ялте живёт специалист, который и не таких вытаскивал. А еще он обязательно защитит кандидатскую, минимум уже сдал и диссертация наполовину написана.

Но время шло, денег не прибывало, наоборот, их становилось всё меньше и меньше, поскольку он уже нигде не работал. Она брала столько часов в школе, сколько только можно было, занималась с учениками после уроков, пытаясь заработать побольше. К вечеру валилась с ног.

Ссоры стали ежедневными. Иногда он целыми днями сидел дома, злобный и хмурый, иногда уходил с утра и не возвращался по нескольку дней. Знакомые время от времени сообщали ей, что видели его в компании опустившихся забулдыг в районе вокзала. Или собирающим бутылки в парке. Или с какой-то синюшной дамой в забегаловке на рынке.

После длительного отсутствия он возвращался как побитый пес, отсыпался, отмывался, плакал и клялся, что это было с ним в последний раз. А через несколько дней опять исчезал, и всё начиналось сначала. Иногда клянчил, иногда воровал у неё деньги, потом, напившись, угрюмо молчал, не разговаривал с ней и смотрел как на пустое место. Или в приступе болтливости начинал нести какую–то чушь и жаловаться на этот скучный мир с его примитивной логикой, где ему приходится отбывать, как наказание за неизвестные грехи, день за днем среди болванов и дерьма. И с годами он всё чаще давал волю рукам.