Очки Гудвина

Да, хорошая подобралась компания. Жаль только, что cкоро разъедутся все, – вздохнула Валентина. В самом деле, последний курс, вот–вот закончится их весёлая студенческая жизнь. Сдать бы только завтра эту чертову философию. А потом английский на следующей неделе и – прощай институт! Разлетятся, кто – куда. Распределение было по нескольким областям. Только они с Борькой останутся здесь, в городе. Он в аспирантуре, она – учителем в школе. Мила улыбнулась, глядя как он осторожно пробирается к их столику, такой высокий и как-то по–щенячьи лохматый, в белой летней рубашке. Самый красивый парень на факультете. А может быть, и в целом университете.

Отодвинул стул и уселся поудобнее.

– Ну, что будем пить?

– С ума сошел? – всполошилась Валентина. – Экзамен же завтра! Мозги должны быть свежие.

– Ну, так это же завтра, – поднял брови Борис. – До завтра ещё далеко. По бокалу красного?

– Ни–ни–ни! – Валентина замотала головой. – У Горгоновны нюх, как у собаки, а глаз как у орла. Сразу же увидит. А учует и на четвёртый день! К тому же, надо ещё позаниматься.

– Зачем? – Борис пожал плечами. – Преподы тоже люди. Все сдадут. Думаешь, кто-то захочет возиться с выпускниками и усложнять себе жизнь, портить лето?

– Ты–то точно сдашь. Ещё и не сдал, а уже в аспирантуре оставляют, – вздохнула Валентина. – А для меня что философия, что китайская грамота.

– И ты сдашь, – заверил Борис и широко улыбнулся. – А выпить надо, есть повод.

– Какой?

Борис не ответил, только посмотрел на Милу. Особенным таким взглядом. Она почувствовала, как у неё загорелись щеки.

– Сейчас скажу. Но сначала я хочу вас сфотографировать, чтобы вы навсегда запомнили этот день.

Достал из сумки фотоаппарат.

– Ой, давайте кого-нибудь попросим, чтобы щелкнули нас втроём! – завертела головой Валентина. – Ну хотя бы вон того официанта!

Она любила фотографироваться.

Людмила Павловна сделала еще глоток.

Да муж был прав, горячительные напитки действительно раскрепощают. Больше того, они возвращают в то состояние, о котором напрочь забываешь в более зрелом возрасте. Как хорошо быть молодым и здоровым! Но кто сказал, что она старая? Людмила Павловна откинулась на спинку стула и задорно дернула головой. Но напрасно расхрабрилась – тут же соскочили с носа и исчезли под столом очки. Ну и черт с ними! И без них она вдруг увидела – правда, как в тумане, – сидящих за соседним столиком девушек и молодого человека с длинными волосами.

Они. Молодые и глупые. Знали бы, что вас ждёт впереди…

Да, пока всё идёт как надо. Но – как надо? Она поднялась.

Сердце бешено застучало. Шум в ушах. Пол закачался под ногами. Главное, теперь не упасть. Не упасть, иначе примут её за пьяницу и не поверят ни единому слову. А надо, надо, чтобы поверили. Только тогда это сработает. Ради того, чтобы ей поверили, она и водку пьёт.

Всё-таки она упала. В поле зрения в странном ракурсе – снизу – мелькнуло удивлённое лицо официантки в кокетливом белом кокошнике и прозвучал вопрос: «Да откуда она здесь?». Стук и звон падающей посуды. Хватая и увлекая за собой и стул и тяжёлую скатерть, медленно оседая, Людмила Павловна попыталась вытолкнуть из себя, выкрикнуть то, что кипело где-то глубоко внутри. Надо успеть, надо сказать, объяснить…

– Что за чушь эта тётка несёт! И откуда знает, как меня зовут? Она что, твоя знакомая? – удивился мужской голос.

– Моя? Знакомая?! Да я её первый раз вижу! – беспомощно вознегодовал женский.

– Похоже, она и меня знает, – вклинился второй женский голос.

– Ты только послушай, как она меня! – возмутился мужской.

– Вот видишь, эта тётка ко всем цепляется! Напилась и цепляется… А я её действительно не знаю, правда, не знаю! – обиженно оправдывался первый женский голос. Её голос…

– Да не слушайте вы эту пьянчужку! Сидела рядом, слышала наш разговор, вот и знает наши имена, – облегчённо засмеялся второй женский.

Объяснить, откуда ей известны имена, Людмила Павловна уже не успела – кто-товстал между ними, кто-тозакрыл столик с молодыми, а потом, не сразу, а через какое–то время, послышался голос официанта, удовлетворённо пробормотавшего у самого её уха:

– А бабуля всё–таки наклюкалась!

Это было последнее, что она услышала, прежде чем свет окончательно померк, и она соскользнула в тёмные воды беспамятства.

– Здравствуйте, Людмила Павловна.

Уже миновав лавочку под кустами сирени, с опозданием она поняла, что это было сказано ей.

– Ишь, ты, гордая какая, не отвечает! – услышала уже за спиной.

– Тише ты! Не в себе она. Мужа недавно похоронила. Прямо как тень эти дни ходит.

Это про неё. Баба Вера, cоседка с первого этажа c одной из своих многочисленных подруг.

– Помер? – изумилась последняя. – А я и не знала. Да ей радоваться надо, что освободил. Такой кровопийца был, прости Господи, за такие слова о покойнике! И пил и бил и гулял.

– Тем не менее, всю жизнь вместе, – вздохнула баба Вера. – Не фунт изюма. Раз не бросила, не ушла, значит, любила.

Людмила Павловна медленно поднималась по лестнице.

Любила? Первое время очень любила. Красивый был и умный. Таких всегда любят. У таких всегда много друзей.