Очки Гудвина

И он замолчал, не в силах объяснить свои чувства. Ну как, в самом деле, объяснить, что его место здесь? После того, что произошло, язык не поворачивался сказать, что он ее любит, а ведь это было сущей правдой! Это правда! И он всегда любил Арину. На нее, как ни на кого, можно было положиться. Поженились еще зелеными студентами, и все эти годы она всегда помогала ему, всегда поддерживала. Конечно, она была жестким критиком, но, в конце концов, это всегда шло на пользу дела. А сколько идей, сколько ценных мыслей подала она ему! И в редакциях ее знали, с ней даже Спицын считался. Как-никак, кандидат филологических наук. Она и докторскую напишет. Характер, конечно, не сахар. Но не ее вина, что жизнь в большом городе настолько трудна, что женщина поневоле делается стервозной – иначе просто не выжить. Чего стоят эти полтора часа на работу и обратно в общественном транспорте! Он, он виноват перед ней – не смог дать ей большего. Но он будет стараться, будет писать, будет печататься, издаст книгу. Может быть, даже роман когда-нибудь напишет, яркий, энергичный, современный, и тогда…

– Ведь рассказ… получился? – осторожно спросил он, тыча пальцем в листки.

– Ну, Некатаев, ты непробиваем, – жена покачала головой, как-то растерянно оглянулась, затянула потуже пояс халата и вышла из кухни, так и не выпив ни глотка кофе.

Надо бы пойти за ней, еще раз попытаться все объяснить. Но…

Но – с другой стороны, – просто невыносима мысль потерять Марину! Такая наивная, замечательная, такая красивая. Когда он увидел ее там, на пляже, в приморской глуши… Вот именно, в глуши.

Нет, нет и нет! – жить вдали от цивилизации? Он зажмурился и потряс головой. Такое даже представить невозможно. Его место здесь – не в полупустом доме у моря, а, как ни странно, здесь, в этой маленькой тесной городской квартирке. Конечно, очень достает этот вездесущий шум машин, которые, начиная с раннего утра, нескончаемым потоком несутся мимо окон. Этот шум просто ужасен, он его добивает. Там, на берегу моря тоже шум, но шум прибоя – он лечит… А какой там воздух! Дышится легко и, действительно, хорошо думается. А здесь… здесь его печатают. Здесь Арина, которая доводит его каждую вещь до конца. Советует ввести какие–то мелкие детали, иначе расставить акценты, все это безделицы, но как много они значат для того, чтобы рассказ предстал в самом выигрышном свете.

Некатаев чуть не застонал – сердце его просто разрывалось между «там» и «здесь». Между Ариной и Мариной.

Он долго сидел на кухне, понуро опустив голову. Лишь пронзительный телефонный звонок заставил подняться со стула и пройти в комнату. Арины там не было. Не было ее и в спальне. Странно, что он не слышал, как она ушла. И куда она могла уйти? Воскресенье же. Встревоженному Некатаеву оставалось только надеяться, что не к теще. Он поежился – не дай Бог, вместе вернутся. Анна Никодимовна очень умело проводила профилактические беседы. Не зря всю жизнь директором школы проработала. Страшная женщина…

–Наконец-то застал тебя, – загудел в трубке голос Спицына. – Куда запропал? Как рассказ? Продвигается? Готов?! Ну, так неси! Жду! Если хочешь увидеть его в следующем номере, он должен лежать на моем столе не позднее понедельника.

Вот, черт! Зачем он сказал Спицыну, что рассказ готов? От неожиданности, наверное. Cудя по реакции жены, – а он привык доверять Арине, – совсем даже не готов. Как теперь он будет выкручиваться, выходить из неловкого положения, скажите на милость? А главное, денег жалко, которые он мысленно уже положил себе в карман. Но кто сказал, что он их не получит? Нельзя сдаваться раньше времени. А время – Некатаев посмотрел на висевшие на стене часы, – время еще есть, да, есть еще время. Просто надо взять себя в руки и закончить начатое. Даже через не могу. Надо, значит надо. Главное, забыть об отнимающих силы семейных дрязгах. Но как тут забудешь?

Некатаев уныло побрел к столу и включил компьютер. Некоторое время сидел, не шевелясь, тупо уставившись на экран монитора, ожидая пока появится текст. Потом, морща лоб, начал читать и перечитывать написанное. Как бы там ни было, начало есть и, вроде бы неплохое, но вот чем все это можно завершить? Оторвавшись от экрана, он взглянул на висевший сбоку от него морской пейзаж – репродукцию какой-то известной картины какого-то известного художника. Хороший пейзаж, успокаивающий.

Через несколько минут выражение его лица внезапно стало меняться. А что если… Уголки губ начали медленно подниматься, в глазах появился какой–то, несвойственный ему ранее, хищный блеск. Медленно, одним пальцем, он осторожно выстучал большими буквами: ИРИНА. Ирина, повторил, пробуя имя на слух. Ира, Иришка… да, пожалуй, пойдет, красивое имя.

Через минуту уже обе его руки быстро порхали над клавиатурой, словно руки музыканта–виртуоза над клавишами рояля.