Читаем Ода радости полностью

«Тоторо на троне». А трон тот самый, что выставлен в холле кинотеатра «Октябрь» по поводу мировой премьеры последнего сезона «Игры престолов». А кинотеатр тот самый, где сейчас ведутся последние приготовления к запуску очередного ММКФ, в инженерной службе которого муж проводит отпуск от основной работы.

В общем, одним семейным анекдотом больше, не считая истории, как Самс именно в этот день первый раз оказался на Арбате и залез в сухой фонтан, как нас едва не обобрал за фотосессию Кабан, но Конь, в копыте пряча телефон, сказал: «Двухсотки с них хватит», как мне, чревоугоднице, принесли четыре чебурека, а муж-агностик взял из постного меню, как в медовом пиве плавало бревно корицы, а Самс залезал на чужие диваны, откуда говорили ему по-английски и по-женски: «Если что, мы не против», как французы заходили во ВкусВилл, а мы втроем качались на качелях у лавок букинистов, на которые я запретила себе смотреть, как Самс рыдал, что кончился переход на Театральной и прут его опять в коляску, как мне казалось переулками, что я в Питере или за границей, хотя муж досадовал, что мы никак не вырулим подальше от Нового Арбата, как он запретил мне писать телегу про этот день, и я не пишу, я никогда не пишу, если меня просят не писать, я только про маечку с Тоторо, про Тоторо с зонтиками, про маечку – имею право: выстрадано.

15 апреля 2019

Правила речи

Я говорю: «Скажи “спасибо”!»

И он без запинки ответил: «Дай!»

Против логики, диалог состоялся. Как незнайкина рифма «селедка». Человек нашел остроумный выход из ситуации, когда просят отозваться, а он стеснен в словах.

Мы ведь так ждем этого. «Мама» дается легко, а вот над «папой» и «бабой» бьемся всей семьей. Потом куколка кивает – или, наоборот, качает головой, и я бесконечно кручу самую элементарную схему диалога, не дальше первой страницы учебника: говорю что угодно, лишь бы он знай себе выбирал «да» или «нет». В итоге Самсье «не» перенимает муж, а ребенок к двум годам произносит «да» как «дай», даже если я предлагаю пойти к качелям или почитать книжку.

Но это лишь отклики, гулкое эхо стены, в которую я стучу мячом, для разнообразия представляя, что беспокоюсь, как бы она меня сейчас не обыграла. Я так спешу с ним заговорить, что имитирую диалог, то и дело предлагая, рассказывая, поясняя, уточняя, восхищенно вопя. Я будто записываю малыша на диктофон: он существует, пока в виду у меня, а выпадая из внимания – выпадает из сознания. Неслучайно и после нам кажется, будто нас каждого по двое: один несется не разбирая дороги, другой отчетливо поясняет, что это он радуется окрепшей способности перебирать ножками без поддержки.

Потом включается подражание и приходит пора заводить словарик обычных слов. В семье начинается лингвистическая лихорадка: слова мутит, трясет и крутит, – но кажется, что это мы всю жизнь прожили в кривом зазеркалье, из которого нам наконец показали единственно верный выход в один-два слога. Муж подруги, врач, ругается, чтобы я не смела отвечать ребенку на его коверканном языке, но я не могу отказать себе в удовольствии посмаковать точность и лаконичность слова «псум», когда предлагаю ребенку еще супа, а муж улыбается во всю пасть, когда, завидев зубастое с ногами, тычет пальцем в экран: «Гага!» («крокодил»), а зубастым с плавниками – в ребенка: «Самс, а вот кука!» («акула», купленная в плюшевом отделе «Икеа»). И я не знаю слова доходчивей сигнального рева «Пау!», который Самс, растянувшись на земле, выбрасывает в небо, не жалуясь, а словно искренне удивляясь. А когда он называет игры в деревянной головоломке «бруй», я очарованно признаюсь мужу, что хочу выучить этот новый язык.

Между тем из нашего языка в год и десять Самс выучил и полномерно, от маковки до кончика хвоста, умеет обнять губами два слова: «по-па» и «ка-мень». Слова-междометия: «ай», «мама» и «сися» не в счет.

Король говорит, но дирижирует королева-мать. Наверное, этот тонкий перешеечек между попискиванием и речью – уникальный момент, когда ребенок слушает без разбору, что ему говорят, едва ли не в самом деле заглядывая в рот родителям. Мы думаем, что учим его говорить, но он пока учится выговаривать. Звучать, а не высказываться. Показывать и называть, а не повелевать быть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза