Ода радости

В первый же день оказывается, что самая прямая дорога от нас к базару – улица имени героя Советского Союза Дуйшенкула Шопокова – перекопана и непроходима для детской коляски: в городе меняют водопровод, ставят счетчики в частные дома. К единственной ашкане, где мы с мамой нашли плов – в ресторанах классом повыше его готовят только по предзаказу и килограммами, – перегородил подступ экскаватор, игровой аналог которого я скоро куплю Самсу на базаре, как и едва ухватываемую его рукой легковушку с глазищами, – мейд ин Узбекистан. На стадионе «Курманбек», где – есть фотография – мама ловила меня, сбегающую хохоча, на старых деревянных трибунах, теперь новые ярко раскрашенные пластмассовые сиденья для болельщиков и новые правила: с топчана под деревьями нас непонятно окрикивает охранник и, не дозвавшись, ковыляет за нами на живую траву футбольного поля, которую моя память не видит без уткнувшегося в зелень водяного шланга. «А я думал, вы киргизка, а вы русская», – прощает он мое непослушание и объясняет, что хозяин (директор? или стадион частный?) установил камеры и следит, чтобы никто не ходил по полю. «Но у нас же мяч, – мягко возражаю я, – настоящий, футбольный, смотрите». А память прокручивает мне гифку по мотивам моего фото на этом поле, тогда черно-белом, с пятнами моей косынки, скрипучего советского тедди, пластмассового пуделя и ненастоящего девчачьего мяча. В парке, куда я тащила дедушку за мороженым в кафе – всегда любила, как я это позже назову маме, «светскую часть» пространства, – выдают напрокат гироскутеры, катают на поезде в виде гусыни с гусятами, мечут дротики в шарики и заманивают плюшевыми медведями с непомерно длинными, будто отвисевшимися на игровых стендах, задними лапами. На моей карте города появляются новые места срочного уединения за десять сом – мама не пускала нас в платные туалеты, считая их обдираловкой, и мы заглядывали в дармовые – при славянской диаспоре, при музыкальной школе, на железнодорожном вокзале, – я с ужасом предвкушаю, как попробую зайти в старый туалет деревенского типа одна с ребенком, но скоро обнаруживаю, что недооценивала свою изобретательность, когда прикармливаю сына грудью над очком, лишь бы он не рвался что-нибудь тут потрогать. Одна из смотрительниц туалета в парке делает нам знак, чтоб не шумели, расплачиваясь: она сидит на траве над уснувшей внучкой. Другая – мамина одноклассница, отличница, а теперь прабабушка – молодая, не чета нашей, – подрабатывает в кафе при туалете и то соглашается, то отказывается брать с меня плату. В холодном магазине, как мы называли его с мамой, иранской кондитерской «Назик», я по инициативе мужа пробую цветастое мороженое и баночную колу, а вот торты с фигурками оленей, рыб и цыплят из крема его, в отличие от мамы, не впечатляют. На знаменитом в Союзе джалал-абадском горном минеральном курорте: источник‐1 для повышенной кислотности, источник‐5 для пониженной, и нам с мамой показаны разные, – меня накрывает возле места съемки два года назад, нашим с ней последним летом здесь, и я опять в желтом платье, тогда же и купленном, ярком и дерзком, – теперь-то кажется, что простецкое и толстит, – у куста крупных желтых цветов, в тон платью, и я оплакиваю эти цветы утраты, сейчас поникшие, пожухлые, едва видные на примятых к земле стеблях. В память о маме я моюсь на балконе голая, как она придумала, водой, нагретой за день солнцем в старой кастрюле и чайнике с привязанными веревкой крышечками, и, не дождавшись мужа, ныряю в коридоры шмоток на базаре вместе с Самсом, который вынес древнее это женское развлечение почти мужественно и был кормлен в углу на размерном ряду обновок в скользком целлофане и уволочен молодой продавщицей за прилавок, так что я впервые испугалась, что потеряла его из виду, и бегал с вешалкой, и рыдал изнемогая, как всякий мужчина возле женщины, которой в магазине барахла поперла рыба, а я вспоминала, как мы с мамой, прочесав не по разу закоулки и этажи вещевого базара, подначивали друг друга перед новым заходом: «Ну, кому мы там еще не выносили мозг?» – и про самые стрёмные наряды говорили, шифруясь, что их точно прикупим на ежегодный предновогодний вечер «Октября».