Одарю тебя трижды

— Подлинная история… Овдовела одна бедная женщина, осталась с шестилетним малышом на руках. Она трудилась, делала, что могла, — день-деньской стирала людям белье, рук из мыльной воды не вынимала, плечом утирала пот, уставала страшно, но все же женщиной была и… как бы выразиться… сблизилась с одним человеком. Здоровенный, несуразный, грубый был мужчина, часто пил, требовал у нее денег, а где было их взять несчастной, и он орал, грозил; сынишка вдовы люто ненавидел его. В свои одиннадцать лет мальчик уже колол дрова, таскал матери воду, всячески помогал и очень переживал, что она всегда печальна, — понимал он, как тяжело ей зарабатывать кусок хлеба. В один прекрасный день, — впрочем, какой уж там прекрасный! — он колол дрова и вдруг услышал крик матери, ворвался в дом и видит: мать валяется на полу, а мужчина топчет ее ногами, вылив ей на голову мыльную воду из лохани. Как признавался мальчик много позже, он был ни при чем — пальцы сами стиснули тяжелый топор, бывший у него в руках, и сами замахнулись, скрежетнуло, и мужчина рухнул на пол. Мать с ужасом представила себе, что будет с мальчиком, — не спустят родичи мужа мальчику убийства. В тех местах, где случилась эта история, сурово соблюдался дикий обычай кровной мести, и она поспешила покинуть селение. Уходя, женщина заперла дверь, так что раньше чем через неделю его не хватились бы: напившись, он часто днями пропадал где-нибудь. Первое время она шла бодро, но силы скоро покинули — беременная была, и, догадываетесь, конечно, — от того человека. И сын раздражал ее, маленький убийца, он все улыбался ей, робко, не понимая, что совершил, а мать не могла ему улыбнуться. Ночь застала их в лесу. Женщина свернула с тропинки и присела под деревом. Мальчик положил голову ей на колени и быстро уснул. На другой день их нагнала чья-то коляска, мать отдала вознице все свои жалкие сбережения, даже кольцо стянула с пальца, и через неделю он привез их в край, где говорили совсем на другом языке. К счастью, белье везде принято стирать, так что женщине удавалось добыть кусок хлеба. Вскоре у нее появился второй сын. Она целыми днями стирала, а старший мальчик нянчил малыша, ласкал, любил его очень и почти забыл о совершенном, но, перехватив устремленный на него взгляд матери, весь съеживался — в напряженных чертах его лица ей виделся убийца. Мальчик достиг восемнадцати лет, и та роковая история не выходила у него из головы. Однажды он увидел убитого им человека во сне — окровавленный, заросший, дико вращая мутными глазами, скрежеща зубами, человек шел на него с ножом. Парень хотел бежать, но ноги скользили на месте, а тот надвигался, был все ближе… Парень проснулся в диком страхе и до утра не сомкнул глаз. Потом, когда свет придал всему вокруг знакомые формы, немного пришел в себя и вроде бы позабыл жуткий сон, но к вечеру сник. Ночью сначала он спал спокойно, потом снова тот же сон: неуклюжий, грубый человек шел на него, зло скрежеща зубами, одной рукой стиснув нож, а другой тяжело размахивая, и багрово зиял затылок; парень рванулся было прочь, но ноги скользили, а человек подходил все ближе, ближе!.. Проснулся взмокший от пота, выскочил во двор, в темноту, спустился к речке и там заплакал, уткнувшись лицом в пушистый мох… Облегчив душу, он вернулся домой, но какой-то странный. Слезы обычно успокаивают, а его ожесточили, на лице его было какое-то злорадное удовлетворение, на глаза ему попался маленький брат, и неожиданно он уловил в нем ненавистные черты убитого им человека, долго всматривался в него, что-то взвесил в уме и размахнулся — ударил. Мальчик онемел от удивления, а когда его и второй раз ударили, заревел. А тот, старший брат, еще в бок пнул его ногой и зло, очень зло усмехнулся. До вечера он был умиротворен своей странной местью, но с темнотой снова напал страх, и убитый им опять явился во сне — в еще большей ярости… С того дня парень каждый день вымещал зло за пережитое ночью на малыше, избивал, а когда ладони болели, пинал, топтал ногами — спокойно, хладнокровно, сунув руки в карманы. К тому времени матери у них уже не было… Младший брат прятался в лесу, брат находил его и всласть избивал, но и потом, оставив в покое, все равно мучительно рвался к нему, упрямо искал. Долго продолжалось так, и каждую ночь еще одна капля яда вливалась ему в душу, но постоянные побои и страх не в меньшей мере ожесточили и восьмилетнего малыша… Он жаждал мести и не плакал, когда его били, только смотрел озверело, стиснув зубы. Лишь раз отвел ненадолго душу — нарвался в каких-то развалинах на летучую мышь и оторвал ей крылья, размозжил голову камнем, наслаждаясь отчаянным писком. За этим застал его брат и тоже захотел растерзать летучую мышь, искал ее, искал, не нашел и с досады ударил мальчика — рукой, забыл, что она болит, — ив бешенстве пнул малыша в живот, повалил и топтал до изнеможения. Когда шел домой, уже смеркалось. Именно в ту ночь, под утро, снова явился к нему во сне убитый им человек, но только… спокойный, безобидный, с перевязанной раной, смотрел ласково, будто предлагал помириться. Парень смотрел на него с сомнением, но все же поверил его улыбке, очень искренней, и проснулся от радости… Взволнованный, вышел во двор и впервые в жизни воспринял тихую рассветную красоту. Весь день как в дурмане пробродил в лесу, даже на дерево взобрался, с нетерпением ждал ночи, чтобы снова увидеть улыбающееся лицо, ставшее желанным и дорогим; когда коснулся головой подушки, сначала тяжко потонул, потом невесомо всплыл и до утра ждал, спал и ждал, а едва небо посветлело, приснился ему тот человек — ласковый, улыбающийся… Парень встал, все в нем ликовало, оделся, спустился к речке и лег, уткнувшись лицом в песок, а когда солнце пригрело, он бросился в воду, освежился. Домой пришел веселый, в дверях столкнулся с братом — мальчик в ожидании удара злобно сверкнул на него глазами. Старший брат улыбнулся младшему, тот минуту-другую недоумевал, думал — мерещится, потом и сам заулыбался — искренная улыбка заразительнее всего на свете, заразительней даже зевоты… Они стояли, боясь шелохнуться, и чувствовали, как росло и распускалось в душе колючее растение — кактус любви.