Одержизнь

Он бережно поднимает Амелию, переносит в сторону от вокзальной площади – туда, где трава помягче. Укладывает, роет ямку рядом, разминая землю, – совсем как Жиль. Жестом подзывает Ронни, показывает на Амелию и сурово выговаривает:

– Помогай. Ты нам тут зачем? Ты должна ей помочь. Поняла?

Ронни пятится, глядит растерянно, комкает край футболки. Все смотрят на девочку с такой надеждой, что она окончательно теряется:

– Я хотеть помочь… But I don’t know how! I must, but I can’t![103]

– Думай! – зло рявкает Гайтан. – Думай, или я тебя пешком обратно отправлю на хрен! В твой сраный Ингланд! Ясно? И давай уже по-французски учись говорить!

– Гайтан, тише, – вступается за девочку Ксавье. – Немедленно прекрати. Ты её пугаешь – это раз. И похоже, она действительно не знает, чем может помочь, – это два.

– Тогда зачем нам её навязали? – спрашивает Сорси.

– Чтобы мы её увезли из страны, где её бы убили, – отвечает незаметно подошедший Жиль.

Он гладит Ронни по голове и присаживается на корточки рядом с Амелией, увлечённо ваяющей ящерку.

– Мой отец сгорел заживо, – глухо говорит мальчишка. – Но меня вытащил. Он сделал для меня всё, что мог. Мама Ронни сделала для неё то же самое.

– Она ей не мама, а тётка, – встревает Сорси, но встречает взгляд Жиля и осекается.

И вот уже Амелия засыпает, и Жиль относит её на лежанку, укладывает, накрывает курткой Ксавье. Ронни ходит за ним и смотрит так жалобно, что мальчишка не выдерживает:

– Ронни, не переживай. Не понимаешь, да? М-м-м-м… как же тебе сказать-то… Ты хорошая. И не виновата ни в чём. Вот так вот.

– Эмили будет о’кей? – беспокоится девочка.

– Конечно. Мы-то уже привыкли к такому. Скоро она проснётся, будете дальше играть.

Он вежливо улыбается и отворачивается, показывая ей, что разговор закончен. На душе и так тяжело, а тут ещё это иноземное чудо, общение с которым напрягает.

– Джиль, спасибо.

Мальчишка удивлённо оборачивается, пожимает плечами.

– За что? – спрашивает он.

– Это, – отвечает девочка коротко, берёт Жиля за руку и кладёт его ладонь на свою стриженую макушку.

Короткие волосы щекочут ладонь, напоминая щётку. «Странное ощущение, – думает Жиль. – Акеми на ощупь совсем не такая».

Акеми…

Мальчишка убирает руку, оборачивается, ищет японку глазами – и не находит. Ушла. Она умеет ходить бесшумно, и часто Жиль скорее угадывает её, нежели слышит. Ещё вчера он чувствовал её, даже не открывая глаз. Словно она была его личным магнитом – как в опыте на занятиях по физике в Университете.

«Я закрою глаза. А когда открою – она будет здесь. Пожалуйста, будь здесь. Как прежде. Как должно быть…»

– Джиль, ты… плохо? – робко спрашивает Ронни.

Хочется её прогнать, но мальчишка понимает, что Ронни ни в чём не виновата. Абсолютно. И ей сейчас среди них куда тяжелее. Она даже поговорить толком не может ни с кем.

– Я о’кей. А пойдём погуляем? Ну… гулять. Понимаешь?

Он двигает пальцами, изображая идущего человечка. Ронни кивает, поворачивается к спящей Амелии. Солнечный луч, пробивающийся сквозь дыру в крыше, подсвечивает её ухо розовым. «Смешная, – глядя на светящееся ухо Ронни, думает Жиль. – Девчонки такими лопоухими не бывают. Пацан как есть. Может, Ксавье неправду сказали и она всё же мальчик?»

– Идём, – зовёт её Жиль.

Он встаёт, отряхивает налипшие на штаны комочки земли и пыль, направляется к отцу Ланглу. Ронни следует за ним как привязанная.

– Учитель, я тут подумал… Не прогуляться ли нам в парк Сен-Пьер? – спрашивает мальчишка. – Вроде собирались же к англичанам. Ронни бы со своими повидалась.

Ксавье откладывает в сторону части разрубленного сухого полена, выпрямляется, вытирает пот со лба футболкой. Ронни таращится на его широкую спину с опаской и любопытством.

– Да, надо бы, – кивает священник. – Где там наш добрый переводчик? Жак, не желаете сходить в гости?

Прихватив упаковку соли и пакет сахара, они вчетвером направляются в парк Сен-Пьер. Издалека слышен стук металла по дереву: не иначе как маленькая коммуна англичан что-то сооружает. Так и есть: Роб, его старший сын и ещё четверо мужчин с топорами и странной широкой металлической лентой с зубцами хлопочут возле поваленного сухого дерева. Четверо обрубают ветви, двое разделяют ствол на части с помощью зубастой ленты.

Увидев приближающихся гостей, Роб хмурится, присматривается из-под приставленной ко лбу козырьком ладони. Хмурое выражение исчезает, сменяясь радостью узнавания. Он что-то говорит своим товарищам, машет одетой в рукавицу рукой путешественникам. Ронни, завидя Роба, тоненько взвизгивает и несётся к нему со всех ног. Мужчина подхватывает её, заключает в объятья, оборачивается в сторону зарослей кустарника и зовёт:

– Lynn! Edward! Children! You won’t believe who’s arrived. Come, quickly! Honey, how did you get here? Have you come with Mara?[104]

Жиль, глядя на то, как радуется Ронни, незаметно толкает Ксавье локтем в бок и предлагает:

– Может, её с ними оставить? Всё ж свои… И они друг друга знают.

– Может, – кивает священник и идёт здороваться с англичанами.