Одержизнь

– Это же… господи, это же… Нет, ты пошутил? Ты пошутил, так далеко никто никого отсюда не отпустит. Мы говорили с Бастианом вчера, он мне не сказал ничего подобного… – Она останавливается, уставившись в точку перед собой. – Кале. Он нарочно мне ничего не сказал!

Ксавье Ланглу приносит с кухни стакан воды, ставит на стол.

– Присядь. Выпей. Досчитай до тридцати. Родная, уже всё решено. Остаётся принять и продумать, как сделать наше путешествие максимально комфортным для Амелии.

Вероника собирается что-то ответить, но тут мимо вприпрыжку проносится Амелия. Притормаживает у стола, шлёпает на скатерть детскую книгу со сказкой про пряничный домик и несётся дальше.

– Потом почитаем! Жиль идёт! – радостно вопит она уже у двери.

Молодая женщина хватает стакан, выпивает воду залпом и недобро тянет:

– Та-а-ак…

И прежде чем Ксавье успевает её перехватить, Вероника срывается с места и выбегает на крыльцо. Священник спешит за ней, втайне надеясь, что вот прямо сейчас у Жиля на полчаса отнимется язык, а Веронике ничего тяжёлого не попадётся под руку.

Мальчишка ожидаемо грязный, растрёпанный и усталый. И при этом такой довольный, что Ксавье теряется в догадках, где же тот пропадал целые сутки. Вероника окидывает брата строгим взглядом, мрачнеет.

– Где ты был? И где твой жилет? – вопрошает она.

Жиль, несущий на закорках Амелию, останавливается, будто Вероника выставила перед ним стену. Поднимает на сестру сияющие глаза и улыбается:

– Я вернулся же. Вот так вот…

Вероника отцепляет от него Амелию, целует дочь в щёку:

– Малышка, пожалуйста, иди домой. Нам с Жилем надо поговорить.

Жиль пытается проскочить мимо неё, но она перехватывает его за руку:

– Нет, ты останься!

– Веро, ну я в туалет хочу просто ужас как! – ноет брат.

– Ничего, за две минуты не умрёшь. – Сестра неумолима. – Так где тебя носило сутки?

Жиль смотрит на Ксавье, втайне надеясь на его помощь, но тот тоже хмурится, глядя на его правую руку. Мальчишка пытается высвободиться, но Вероника одёргивает его:

– Жиль! Ты вчера унёсся как сумасшедший, ничего не объяснив! Мы ждали тебя вечером! Я половину ночи не спала – я тебя ждала, олух маленький! Я не знала, ни где ты, ни что с тобой, ни почему ты не дома! – с холодной яростью чеканит она. – Ты посмотри на себя! На что ты похож, скажи! Жиль, ты уже год живёшь дома, не в трущобах! У тебя есть семья – или кто тогда мы с Амелией? Почему тебе наплевать на нас, на наши просьбы, на приличия? Как ты себя ведёшь? У тебя совесть есть?

– Веро, послушай, – всё ещё улыбаясь, пытается завязать диалог Жиль. – Ну послушай же, попробуй понять…

– Понять? Понять что? Что я должна была понять, когда Канселье тебя привёз со зрачками в точку и полуголого? Что я должна была понять, когда ты показал себя хамом у Роберов в гостях? Что ты безалаберный эгоист, единственное желание которого – удрать в ту помойку, в которой привык жить? Если тебе не наплевать – почему я всё время одна, даже в те редкие моменты, когда ты дома?

– Акеми отпустили, – с нажимом сообщает мальчишка, дождавшись паузы в потоке обвинений.

– И что?

Вероника перехватывает его руку, пальцы ложатся поверх свежей татуировки. Жиль сглатывает, прикрывает глаза – больно.

– Я был у неё. Ей надо помочь, мы в полицию ходили… Веро, мне неприятно. Отпусти, – спокойно просит он.

Наконец-то она обращает внимание на цифры, выбитые на коже брата.

– Это что такое? Это зачем? Тебе больше нечем заняться?

– Веточка, в сторону, – вмешивается Ксавье.

Он берёт Жиля за запястье, выворачивает ему руку так, чтобы лучше видеть татуировку. Молчит с минуту, разглядывая ряд цифр. Жиль терпит, стиснув зубы, тяжело дышит, глядя в сторону.

– Жилет, я понимаю, ты отдал в уплату за это, – хмуро не спрашивает, а констатирует факт Ксавье.

Мальчишка кивает, незаметно пытается ослабить захват.

– Пойдём-ка в дом, сынок. Лучше пусть нас слышат Амелия и Ганна, а не всё Ядро.

Жиля под конвоем отводят в гостиную, Вероника громко хлопает входной дверью и запирает её на ключ. Ксавье силком сажает подростка на диван, нависает над ним – спокойный и злой. Таким его Жиль никогда не видел.

– А теперь я тебя ударю, – предупреждает отец Ланглу. – Потому что сполна заслужил.

От затрещины звенит в ушах и перехватывает дыхание. На губах тут же влажнеет, и Жиль слизывает выступившую кровь. Вероника тихо ахает и убегает в кухню, быстро возвращается с мокрым носовым платком. Ксавье присаживается перед учеником на корточки и говорит:

– Я всегда ценил в тебе прямоту, верность, умение сопереживать и готовность помочь. Но сегодня ты всё это затмил своей глупостью. Жиль, ты хоть знаешь, что у тебя на руке?

– То же, что у Акеми, – огрызается мальчишка и отталкивает руку сестры с мокрой тряпицей.

Он пытается встать, но Ксавье толкает его, возвращая обратно.

– Тебе мало проблем? Настолько, что ты решил их сам создать?

– Это не ваше дело.

– Ударить ещё раз?

– Ксавье, а что это? – со страхом спрашивает притихшая Вероника.