Одержизнь

Голосом Сорси можно рыбу глушить. Жиль пытается подняться, но Акеми его не отпускает, смеётся тихонько, ерошит светлые волосы.

– Вы оглохли? Жиль! Акеми!

– Да-да, плохо слышно, – шепчет Акеми, тиская млеющего от удовольствия мальчишку.

– Мы поехали дальше! Ясно? – не унимается Сорси.

– А мы остаёмся, – мурлычет Жиль.

Шелестит под ногами трава, предвещая появление кого-то из путешественников.

– Ну вы хоть ночи дождитесь, – басит Гайтан. – Поднимайтесь, привал окончен.

Не дожидаясь, когда парочка выберется из помятой травы, он нагибается, подхватывает под мышку сперва Жиля, потом Акеми и, сопя, тащит на насыпь под хохот Сорси.

– Отец Ланглу, принимайте. – Гайтан опускает мальчишку с японкой на шпалы. – Жрали траву. Сказали, что, пока не доедят, никуда не поедут.

Теперь уже смеются все, даже Жак Фортен отвлекается от изучения лежащей у него на коленях книги. Сорси глухо хмыкает, держа во рту пару булавок и ловко подшивая лямки на штанах Амелии. Девочка же стоит смирно, внимательно изучая содержимое лежащей на сиденье сумки. Принадлежность сумки легко определить по обилию дурацких чёрно-белых кружев и связанных из акриловых ниток талисманов, висящих на ней. Ксавье поглядывает на заворожённую Амелию и укладывает в ящик под сиденьем второй дрезины контейнеры и мешки, громоздящиеся между рельсами.

– Мы с Гайтаном посмотрели, где у нас что лежит, – поясняет он, поймав заинтересованный взгляд Жиля.

– Это называется «инвентаризация», – комментирует Фортен.

– Спасибо, месье Фортен, – кивает Ксавье. – Не подскажете, где мы сейчас и сколько нам до ближайшего водоёма?

Фортен близоруко щурится, задумчиво ведёт по странице пальцем и спустя минуту изрекает:

– Если я верно подсчитал, мы где-то под Монпелье. Через город протекает Лез, мимо не проедем. Дальше нам около двух часов до Нима через Гро-дю-Руа.

– Ночуем в Ниме, – подводит итог Ксавье. – Жиль, Гайтан, помогите погрузить вещи обратно, и поедем. Время дорого.

Сорси обкусывает нитку, закрепляющую шов, спускает Амелию с дрезины:

– Давай, маленькая, иди на своё место.

Амелия выглядит расстроенной. Поднявшись на цыпочки и вытянув шею, она всё смотрит на сумку Сорси, полную ярких моточков акриловой пряжи, спиц, крючков, стеклянных пуговиц и бусин, плетёных шнурков и ярких лоскутков ткани. Перед девочкой будто открылся новый мир, удивительный, непонятный и манящий. И вот тебе – «иди на своё место»…

– Мадам Сорси…

– Мадемуазель, – поправляет рыжая. – Ну, чего?

– А можно мне потом ещё посмотреть?

– Чего посмотреть-то?

– Сумку…

Сорси улыбается, встряхивает дредами:

– Как до места доберёмся – разрешу поковыряться в моих богатствах. Всё, беги, быстрее доедем.

Амелия возвращается на вторую дрезину, Ксавье и Жиль подхватывают её под руки, поднимают. Погрустневшая малышка забивается под бок к отцу Ланглу, подбирает ноги на сиденье.

– Ну что, поехали? – кричит с передней дрезины Гайтан.

– Давай! Месье Фортен, не забывайте предупреждать нас о стрелках заранее! – машет рукой Ксавье. – Иначе мы рискуем затормозить в вас!

– Больно будет? – спрашивает Амелия.

– Ага, – делает страшное лицо Жиль. – Как дверью по лбу.

Девочка ёжится, с тревогой поглядывает на прозрачный пластиковый навес над головой. Ей представляется, как в нём вдруг появляется дверь, которая со скрипом распахивается, и… Дрезина вздрагивает, приходя в движение. Амелия ойкает, хватается за куртку Ксавье. Тот одной рукой продолжает качать скобу, другой поглаживает рыжие волосы малышки.

«Надо сделать какой-нибудь ремень, – думает священник. – Перекинуть через плечо и через девочку. Как бы она не вывалилась ненароком, когда задремлет в дороге. А так будет хоть какая-то гарантия безопасности».

Постукивая колёсами и поскрипывая, дрезины спешат по рельсам. Плывут кораблями в море разнотравья, возвышаясь на насыпи над цветущими полями. Будто кто-то разлил по зелёному морю краску: вон розовое пятно, вон голубые островки, золотая россыпь, яркие алые шапки цветов. Акеми жадно смотрит на это великолепие, то и дело подёргивая Жиля за рукав, чтобы показать что-то новое. Ксавье поглядывает на них, придерживая одной рукой спящую Амелию, и ему грустно.

«Как они беззащитны, – думает священник. – Словно младенцы, открытые и злу, и добру, и теплу, и холоду. Ей тяжело и бесприютно, она ищет в нём защиты и опоры и находит, но… Он ещё мальчик. Он слишком юн, горяч, его распирает чувство, которое нужно уметь не только взращивать и лелеять, но и контролировать. Она старше, взыскательнее, сложнее… и ей тяжело быть ведомой в их союзе. Пока она слаба, пока не оправилась от года в неволе, она позволит ему вести. Но как долго? И что потом? Как они переживут первую ссору, сможет ли мальчик защитить её тогда, когда им в лицо выскажут, что они не пара? Нет, Жиль не повторит ошибки Ники Каро, я уверен в своём ученике. Но я не уверен во всём остальном. И исхода не вижу».

– Жиль, посмотри…