Читаем Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника полностью

Какие разительные и печальные контрасты живут в сегодняшнем художественном Париже!

Выставка на тротуаре

Бродячая выставка парижских художников, именующая себя «Ордой» открылась на два дня на бульваре Распай около кафе «Ротонда».

На тротуарах — небольшие, наспех сбитые из фанеры щиты, иногда доски, ящики, холсты на голом асфальте и повсюду в старых золоченых рамах художественные произведения, где на изящных картонках значатся фамилии авторов.

Вокруг «Орды» толпа зрителей и покупателей. Яркая, разнородная, страстно увлекающаяся парижской живописью и скульптурой.

Ордисты, поддерживающие стиль жрецов уже ушедшей художественной жизни, выглядят так, точно их какой-то режиссер одел и загримировал для выставочного праздника. Старомодные бархатные костюмы, большие черные шляпы, кремовые банты и трубки, давно ушедшие в прошлое. Ордисты с утра до вечера степенно сидят на своих рабочих стульчиках, актерски курят и с покупателями, которых они считают «перспективными», ведут приятнейшие беседы о выдающихся парижских художниках и об их интересном творчестве.

Увлеченно наблюдая колоритные сценки купли и продажи картин на выставке, я невольно подумал: «Как это не похоже на то, что я наблюдал в отеле „Друо“! Здесь — простота, скромность, искренность. В отеле „Друо“ — маршанство, спекуляция и безжалостная эксплуатация художника».

Около угловой кабинки, у щита, на рабочем стульчике восседает пожилой художник, автор серии овеянных вангоговским духом натюрмортов и пейзажей. С распаленным энтузиазмом он что-то доказывает молодому американцу, видно, меценату, в светло-сером костюме и охристой шляпе. Покупатель слушает его внимательно, не отрывая глаз от голубого пейзажа «Люксембургский сад в праздничный день».

— Беру его, — радостно говорит «обработанный» американец.

* * *

Ордисты не расстаются с романтикой и живут так, точно всегда находятся на грани радости и благополучия. Тротуарный салон «Орда» — великолепный анахронизм! Многие черты прошлого прекрасно уживаются с современностью!

После закрытия выставки ордисты целый год живут воспоминаниями о радостной встрече с незнакомыми людьми, любящими и ценящими живопись.

Ордисты не знают искусствоведов, которых считают малосведущими в технике живописи. Каждый ордист — художник и искусствовед. У ордистов в Париже много своих коллекционеров, поддерживающих их в тяжелые дни. Вот почему они говорят о себе: «У нас есть огорченные, но нет пришибленных». У ордистов — свое, обжитое, уютное кафе, где они часто собираются и также говорят о своем настоящем и будущем.

Когда они говорят о Ренуаре и Утрилло, слезы радости и восторга застилают их глаза. Они не отказываются от иллюзий, считая их «солью при обеде».

Среди «ордистов» много русских: Целюк, Зеликсон, Размельский, Кириллов, Смирнов, Гарин, Маркович, Майдаров и другие. Большинство из них уже имеют имена. Их парижская пресса знает. И ценит.

Мне повезло с этим тротуарным салоном.

Секретарем «Орды» оказался мой соученик по Одесской художественной школе Саша Целюк. Прогуливаясь, я однажды наскочил на двоих ордистов. Один из них был Саша. Я его сразу узнал. Подойдя вплотную к нему, я воскликнул:

— Саша — это ты?

Он поглядел на меня, радостно улыбнулся. Мы обнялись и крепко расцеловались.

— Давно здесь живешь, Амшей? — просто спросил он, точно мы вчера расстались.

— Больше года.

— Работаешь?

— Работаю.

— Приходи, дружок, ко мне, — он дал мне свой адрес. — Покажу свои работы, поговорим и выпьем красненького.

Я к нему пришел, он меня встретил тепло и радостно. Вспомнили Одессу. Он жил на берегу моря.

— Много бы я дал, — сказал он, быстро закусывая, — чтобы поглядеть Одессу… Поглядеть море, послушать его утренний прибой и поло вить бычков.

Долго лежа на диванах, мы говорили о солнечной Одессе, о ее изобилии, о херсонских арбузах и серебристых скумбриях. Потом мы встречались с ним в кафе «Dome» (заменившем «Ротонду»). Он меня снабжал материалами об «Орде», которые я посылал в Москву. Работал он иллюстратором в парижских журналах. Рисунки его были легкие, живые, рожденные под розовым небосклоном и обещающие радость.

Осенний салон

Открывшийся четвертого ноября в Grand Palais (Большом Дворце) Salon d’аutomne (Осенний салон) может служить ярким примером упадка в современном французском искусстве больших традиций.

Среди свыше двух тысяч полотен, украшающих больше двадцати залов, вы не найдете ни одной работы, которую можно бы было считать явлением, ни одной картины, которая могла бы вас взволновать или умиротворить.

Создается такое впечатление, точно всю эту массу «холодных» полотен художники написали специально для выставки. В каталоге вы найдете много известных имен: Матисс, Боннар, Лапрад, Вламинк и др. Но в залах их работы трудно отыскать. Они тонут в общей массе однообразных картин и рам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Прошлый век

И была любовь в гетто
И была любовь в гетто

Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом. «Я — уже последний, кто знал этих людей по имени и фамилии, и никто больше, наверно, о них не вспомнит. Нужно, чтобы от них остался какой-то след».

Марек Эдельман

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан, необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном вернулась, наконец, в Израиль.Воспоминания интересны, прежде всего, феноменальной памятью мемуаристки, сохранившей множество имен и событий, бытовых деталей, мелочей, через которые только и можно понять прошлую жизнь. Впервые мемуары были опубликованы на иврите двумя книжками: «От маленького Тель-Авива до Москвы» (1989) и «Сорок лет жизни израильтянки в Советском Союзе» (1996).

Лея Трахтман-Палхан

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Оригиналы
Оригиналы

Семнадцатилетние Лиззи, Элла и Бетси Бест росли как идентичные близнецы-тройняшки… Пока однажды они не обнаружили шокирующую тайну своего происхождения. Они на самом деле ближе, чем просто сестры, они клоны. Скрываясь от правительственного агентства, которое подвергает их жизнь опасности, семья Бест притворяется, что состоит из матери-одиночки, которая воспитывает единственную дочь по имени Элизабет. Лиззи, Элла и Бетси по очереди ходят в школу, посещают социальные занятия.В это время Лиззи встречает Шона Келли, парня, который, кажется, может заглянуть в ее душу. Поскольку их отношения развиваются, Лиззи понимает, что она не точная копия своих сестер; она человек с уникальными мечтами и желаниями, а копаясь все глубже, Лиззи начинает разрушать хрупкий баланс необычной семьи, которую только наука может создать.Переведено для группы: http://vk.com/dream_real_team

Адам Грант , Кэт Патрик , Нина Абрамовна Воронель

Искусство и Дизайн / Современные любовные романы / Корпоративная культура / Финансы и бизнес