Читаем Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника полностью

Я решил зарисовать эту драматичную сцену. Когда-нибудь в будущем, думал я, неравнодушный к Маяковскому критик, увидев мой рисунок, загорится желанием написать статью о том, как молодежь хоронила своего любимого поэта.

Устроившись за толпой у кирпичной стены, я открыл блокнот и начал рисовать. Я настолько увлекся рисунком, что не заметил, как позади меня появилась молодая женщина. Приблизившись ко мне, она схватила мою руку и сильно ее сжала. Я удивленно поглядел на женщину. Это была Лиля Брик! Я не верил своим глазам. Лиля Брик!

— Как вы попали сюда? — спросил я.

— Поездом из Берлина в Москву, — ответила она, — а с вокзала прямо сюда…

Я разглядел ее. Это была не та Лиля Брик, с которой я рядом трудился над плакатами РОСТА. За несколько скорбных дней она сильно осунулась. Чтобы немного отвлечь ее от печальных переживаний, я спросил ее:

— Не кажется ли вам, Лиля, что все это — страшный сон?

— Нет, не кажется… Это страшная явь!

И, помолчав минуту, она тихо, полушепотом сказала:

— Поверьте мне, Нюренберг, если бы я была здесь — этого не было бы… Я хотел ей ответить, но ее около меня уже не было. Она быстро исчезла, точно растаяла.

Мысли о Маяковском, о работе в РОСТА, о Лиле Брик и «защитниках»

Набросок для радио-интервью В. Д. Дувакину


У Маяковского три образа.

1-й образ — человек-глина. Мягкий, сердечный, склонный к доброте.

Любовь к людям, животным. Делится тем, что с трудом им достигнуто. Пример: выплата денег в РОСТА.

Воля, нуждающаяся в подпорке. Примеры: завтраки в РОСТА, люди на побегушках.

Воля без хребта. Примеры: случай в РОСТА. Лиля — всадница:

— Где ты, Володя, шатался?

— Володя, бросай работу! В 4 ч. ты должен выступать.

Володя подчинялся.

Поэма «Люблю» вызвала раздражение читательниц.

В гробу Маяковский выглядел, как ребенок.

На диспутах Маяковский позволял себе резкие высказывания:

в адрес поэта Радимова: «Вы поэт говененький!»

Лидину заявил: «Вы видны только под большим микроскопом».

Богородскому угрожал кулаком, когда тот хотел выступить на диспуте «Мы и Леф».

Пикировка в мастерской Осмеркина, куда Маяковский ходил, чтобы часок посидеть в обществе жены хозяина:

— Осмеркин, помойте руки. Они у вас грязные!

Осмеркин терпеть не мог Маяковского.

2-й образ — мягкий мрамор.

Человек, носящий маску всегда, играющий актера.

Наигранный остряк. Цирковое остроумие. Позерство, которое часто его утомляло. Отсутствие тонко обработанных острот. Юмор грубый и наигранный.

Теперь весь его «диспутский» юмор не звучит, а если звучит — то бедно.

Он первый дал образ рабочего и красноармейца, написанных чистой киноварью.

Часто я наблюдал Маяковского во время раздачи плакатных тем (в Окнах РОСТА). Это был виртуоз. Беспримерный сочинитель. Нравились мне его стиль и ритмизация.

Казалось, что русский язык его любил и охотно ему подчинялся.

3-й образ — серый гранит Воля. Хорошо и крепко организованная. Весь интеллект был ею окрашен. Умение вести свое душевное, творческое хозяйство. Властная дружба с поэзией. Власть над словом. Изобретательство. Область, куда только он один мог проникнуть. Куда ни Брики, ни друзья, ни критики не могли пробраться. Характерно, что ум его в это время шел и развивался поэзией. Это был ум, рожденный его поэзией.

О работе в РОСТА:

Маяковский знал всех нас, как родных. Сразу писал — эти темы для Малютина, эти для Нюренберга. Редко бывало, чтобы его спрашивали, в каком плане, как делать. Единственное, что он давал в виде постскриптума — «сделать к 10 часам». А как и что, никогда не указывал, считая, что это дело художника. И он это очень уважал.

Когда Маяковский встречался на диспутах и в жизни с человеком, который больше его знал, то он очень осторожно отходил. Очень уступчив был в отношении этих людей. Если он встречал человека, который в совершенстве знал плакатное дело, то он сразу менял весь этот стиль, переходил на другие рельсы и перед нами был не тот Маяковский. Это было в его характере.

И вот такие отношения были между Маяковским и Черемных. Маяковский необычайно высоко уважал и чтил Черемныха, и очень уступчив был. И если Черемных говорил, что это нехорошо, то Маяковский редко спорил. Он как-то пассивно коррективы вносил.

О Лиле Брик:

На похоронах Маяковского, около крематория она мне высокомерно сказала:

— Если бы я была здесь, то этого бы не случилось!

Запись Лили в Книге отзывов на моей выставке:

«Когда мы (!) в РОСТА трудились…»

Как Лиля отнеслась к моей статье о Маяковском. Читала статью моя дочь Неля Нелина. Замечания Лили раздражали даже ее собственного мужа Катаняна.

Волевая женщина. Самоуверенная, эгоцентричная.

К Маяковскому относилась, по преимуществу, как наставница, воспитательница. Часто как сестра. Порой — как строгая мать.

Любила рекламу, хвастаться. Маяковский охотно подчинялся ее воле, ее вкусу, ее мере вещей.

При всех ее отрицательных сторонах характера и стиля она в жизни Маяковского часто и ощутимо играла роль положительную.

Перейти на страницу:

Все книги серии Прошлый век

И была любовь в гетто
И была любовь в гетто

Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом. «Я — уже последний, кто знал этих людей по имени и фамилии, и никто больше, наверно, о них не вспомнит. Нужно, чтобы от них остался какой-то след».

Марек Эдельман

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан, необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном вернулась, наконец, в Израиль.Воспоминания интересны, прежде всего, феноменальной памятью мемуаристки, сохранившей множество имен и событий, бытовых деталей, мелочей, через которые только и можно понять прошлую жизнь. Впервые мемуары были опубликованы на иврите двумя книжками: «От маленького Тель-Авива до Москвы» (1989) и «Сорок лет жизни израильтянки в Советском Союзе» (1996).

Лея Трахтман-Палхан

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Оригиналы
Оригиналы

Семнадцатилетние Лиззи, Элла и Бетси Бест росли как идентичные близнецы-тройняшки… Пока однажды они не обнаружили шокирующую тайну своего происхождения. Они на самом деле ближе, чем просто сестры, они клоны. Скрываясь от правительственного агентства, которое подвергает их жизнь опасности, семья Бест притворяется, что состоит из матери-одиночки, которая воспитывает единственную дочь по имени Элизабет. Лиззи, Элла и Бетси по очереди ходят в школу, посещают социальные занятия.В это время Лиззи встречает Шона Келли, парня, который, кажется, может заглянуть в ее душу. Поскольку их отношения развиваются, Лиззи понимает, что она не точная копия своих сестер; она человек с уникальными мечтами и желаниями, а копаясь все глубже, Лиззи начинает разрушать хрупкий баланс необычной семьи, которую только наука может создать.Переведено для группы: http://vk.com/dream_real_team

Адам Грант , Кэт Патрик , Нина Абрамовна Воронель

Искусство и Дизайн / Современные любовные романы / Корпоративная культура / Финансы и бизнес