Одесский листок сообщает

На следующий день ревизор приступил к проверке. Перед этим ему пришлось выдержать допрос с пристрастием. Подполковник Стаматьев спросил: почему Продан штабс-капитан, а не титулярный советник? Ведь ревизией хозяйственной деятельности строевые офицеры не занимаются, это дело военных чиновников. Командированный ответил, что при Главном штабе состоит небольшая группа офицеров, которая ведет особенные ревизии. И он входит в их число. Их вызывают, когда требуется проверить не только количество полотенец или седельных ремней, но и мобилизационную готовность части. Такие особенные ревизии совершаются негласно, в порядке очереди по всем округам. Вот теперь настало время Одесского округа. Командующий и генерал-квартирмейстер извещены об этом, а остальным знать не положено. И он, Продан, делает для Стаматьева исключение лишь по одной причине – им вместе работать над отчетом. Штабс-капитан будет запрашивать такие документы, которые вроде бы не должны интересовать обычного ревизора. Но так надо. В случае необходимости командование Одесского морского батальона может обратиться за разъяснениями к Калнину. И больше ни к кому.

Стаматьев глубоко задумался и доложил все Набокову. Вдвоем они поехали в окружной штаб. Генерал-майор Калнин их принял и подтвердил слова особенного ревизора. После неудачной русско-японской войны идет постоянное улучшение управления войсками. А что может быть важнее мобилизации? И вот помимо официальных проверок придумали еще такую, негласную. Проводят ее не экзекуторы, а офицеры, прикомандированные к мобилизационному отделу Главного штаба. Поэтому надо отвечать на все вопросы, которые будет задавать штабс-капитан Продан, какими бы странными они ни казались.

После такого объяснения ситуация выправилась, и командированный приступил к проверке. Делопроизводитель батальона по хозяйственной части коллежский секретарь Рыжак был отдан в его полное распоряжение. Ефим Григорьевич, очередной выкрест в составе Одесского округа, был опытным чиновником. Но даже он удивился приемам столичного ревизора. Тот не стал пересчитывать «рябчики» [64] на складе, а сразу полез в штабной сейф. Осмотрел и разве что не обнюхал заветный конверт с надписью «Вскрыть после объявления мобилизации». Прошерстил списки запасных нижних чинов, подлежащих немедленному призыву в батальон. Затем поднял отчеты по обучению армейских частей навыкам морского десантирования за все годы существования батальона. Выяснилось, что в основном это были части Тринадцатой пехотной дивизии, стоящей в Крыму. Специалисты Набокова обкатали в море первую бригаду – Сорок девятый пехотный Брестский и Пятидесятый пехотный Белостокский полки. В июне прибудут орудия Тринадцатой артиллерийской бригады, и начнется самое сложное: отработка морских операций с тяжелым артиллерийским вооружением. Пехота на металлических катерах, пушки – на деревянных баржах, разведывательные команды учатся грести по бурному морю на шлюпках. Полки второй бригады назначены к обучению уже на следующий год…

Штабс-капитан посетил и гребную, и техническую роты батальона. Особый интерес он почему-то проявил к станции беспроволочного телеграфа, только-только появившейся в штатах. Питерец выяснял, можно ли передать со станции зашифрованный текст незаметно от командования. И дойдет ли сообщение до Константинополя. Начальник станции штабс-капитан Лебедев обратился за разъяснениями к Набокову. Полковник приказал: ничему не удивляться и оказать полное содействие.

А ревизор продолжал чудить. Вдруг он на целый день уехал в Дальницы на окружную военно-голубиную станцию. Изучил, как там поставлено дело, и задал начальнику, капитану Геруцкому, много странных вопросов. Особенно гостя интересовало, не залетали ли к военным «штатские» голуби с окрестных голубятен? И не было ли при них донесений на иностранных языках?

Геруцкий, известный всей России специалист, рассказал много любопытного. «Штатские» птицы прилетают постоянно, Одесса славится своими голубятнями. Какие-то бумаги на некоторых птицах имелись, но голубятники давно договорились не читать чужие послания. Прежде, еще когда договоренности не было, он, Геруцкий, развернул пару бумажек. Они были на немецком языке.

– Вы знаете, чьи это были почтальоны, Евдоким Григорьевич?

– Конечно, Игорь Алексеевич. Мне ли не знать? Оба раза птички были из «конюшни» Адама Зеебрюннера, комиссионера и большого энтузиаста голубиной почты.

– А кем он приходится Зеебрюннеру из городской управы?

– Вроде бы они двоюродные братья. А что это имя у вас такое редкое? Игорь… Никогда такого не встречал до сих пор. Хотя оперу Бородина «Князь Игорь» слушаю с удовольствием.

Простившись с Геруцким, Продан вернулся в морской батальон и засел в архиве. Вечером он постучался к Рыжаку:

– Ефим Григорьевич, вы не ушли?

– Пока нет. Хочу еще полчасика поработать.

– Не подскажете, что это за бумаги? Нашел в шкафу с картами лимана.

Делопроизводитель некоторое время разглядывал документы, потом сообразил:

– Ах, эти… Черновик отчета, который мы направляли в окружный штаб.

– А что за отчет?